Патрик Уайт - Фосс

Дорогой мой Ульрих, я вовсе не настолько высокомерна, чтобы претендовать на смирение, хотя и постоянно стараюсь себя смирить. Надеюсь, ты тоже стараешься. Понимаю, мужчина вправе обладать куда большей гордыней, и все же мне хотелось бы увидеть твое смирение. Иначе мне за тебя страшно! Двоим на троне не усидеть… Как бы ни была велика моя потребность в тебе, я не стала бы омывать твои ноги, в отличие от Его ног! Давай же примем это как должное и станем служить Господу вместе.

Я задаюсь вопросом, сколь многие пропускают это слово мимо ушей и принимают как нечто само собой разумеющееся. Вот что я тебе скажу: по глупости мне захотелось вышить его шерстяными нитками – не знаю зачем, просто для удовольствия. Я сделала набросок на бумаге, подобрала цвета и приступила к рукоделию. Синие нитки взяла для дали, коричневые – для земли, малиновые – не знаю для чего, почему-то мне ужасно нравится этот цвет. Так вот, вскоре буквы запылали столь ослепительно, что обо всем догадался бы даже самый глупый человек из всех живущих на свете! Поэтому я отложила незаконченную вышивку, и теперь она мерцает в темных глубинах комода.

Дорогой мой, будучи так далеко, чем могу я смягчить твои чувства, кроме как любить тебя всем сердцем! Теперь, когда изобильные и гостеприимные земли, кои ты описываешь, остались позади, и ты, вероятно, находишься в какой-нибудь бесплодной пустыне, я молюсь, чтобы тебя не одолели сомнения. Самые тяжкие испытания наверняка являются частью замысла, который откроется нам в конце – если только мы продержимся до тех пор, ведь именно для этого мы и даны друг другу!

Хотя я и не вполне счастлива, мы здесь продолжаем предаваться маленьким спокойным радостям: пикники, утренние визиты (каковые ты презираешь, насколько я помню), лекция некоего мистера Маквертера о чудесах Индии в Школе искусств, где тетушка Э. задремала и свалилась со стула. Моя кузина Белла Боннер будет танцевать до упаду перед тем, как выйти замуж за лейтенанта Рэдклифа. Бал, подготовка к которому идет полным ходом, состоится в начале весны. Судя по всему, Белла затмит всех и вся своим очарованием и красотой. Очень на это надеюсь, ведь я так ее люблю! Мистер Рэдклиф уходит в отставку, и они планируют поселиться на купленной им земле в Хантер-Вэлли – сравнительно недалеко, насколько я понимаю, от твоих друзей Сандерсонов.

Теперь же, мой дорогой, остается только молиться, чтобы ты получил письмо, которое мне следует закончить без дальнейших проволочек, потому что дядюшка уже зовет, и мистеру Бэготу (нашему посланнику в заливе Моретон) не терпится отбыть поскорее.

Благодарю тебя за доброту и заботу и жду не дождусь письма, которое ты наверняка не преминешь отправить мне при первой же возможности!

Навеки тебе преданная,

– Лора! – звали ее. – Лора! Мистер Бэгот не может ждать!

– Иду! – раздался сухой голос Лоры, от которого задрожали стекла в рамах. – Минуту!

Сперва ей нужно было перечитать. Пробежав глазами письмо, Лора пришла в ужас.

– Нет, я вовсе не такая дурная! – возразила она, обжигая пальцы сургучом.

Тотчас ей стали очевидны собственное ребячество, пустословие, беззастенчивость, богохульство и жеманство. Они открылись как раны, которые она будет растравлять вечно.

– Лора!

«И все же временами я была искренна», – заявила она из глубин своего разочарования. Впрочем, собственное мнение ее ничуть не утешило, и Лора выбежала из комнаты, неся в руках тлеющий огонь.

Несколько мулов исчезло. По сравнению с крупными неприятностями вроде кражи скота в канун Рождества и тихой гибели первой овцы, которая легла на землю, вытянула шею и умерла, последний инцидент участники экспедиции пережили относительно безболезненно. Чем дальше они забирались на запад, тем легче переносили потери и, значит, легче должны были обрести то будущее, что маячило перед ними пыльным золотом.

Они все ехали и через некоторое время приблизились к гряде обрывистых скал, испещренных вкраплениями кварца, у подножия которых черные женщины рылись в поисках клубней ямса. К подобным встречам все давно привыкли. Черные сидели на корточках и таращились на проезжающих мимо белых без особого интереса. Когда-то женщины разбегались с визгом. Теперь же они неторопливо почесывали отвисшие груди и глядели, сощурившись, из-под ладоней, напоминающих кожистые крылья летучих мышей. Не страшась ни окриков, ни грязи, они осматривали этих опаленных зноем и заросших щетиной мужчин, чей запах исходил в меньшей степени от потовых желез, нежели от покрывавшей их пыли, и чьи глаза были подобны высохшим озерам. Что же касается самих мужчин, одержимых мечтой о необъятных просторах и о будущем, то они бросали на женщин лишь беглые взгляды, как на трещины в горячем черном камне, и ехали дальше.