КОСМОПОЛИС

Они, держась за руки, направились в забегаловку на другой стороне улицы. Мужчина продавал часы, разложив их на банном полотенце, которое он постелил на асфальт.

Забегаловка была просто длинной комнатой, напичканной телами и шумом. Он протиснулся через толпу заказавших еду на вынос и нашел свободные места у стойки.

- Я не уверена насколько сильно хочу есть.

- Ешь и узнаешь, - сказал он, - Кстати о сексе.

- Мы женаты всего пару недель. Почти пару недель.

- Все в почти паре неделях. Все в днях. На жизнь остаются только минуты.

- Мы же не будем начинать считать время? Или с важным видом спорить на эту тему.

- Нет. Мы хотим заняться этим.

- Тогда займемся. Обязательно.

- Нам этого хочется, - сказал он.

- Секса.

- Да. Потому что нет времени им не заниматься. Времени становится все меньше с каждым днем. Что? Ты не знала этого?

Она посмотрела на меню, занимавшее всю верхнюю часть стены, и выглядела не в духе из-за окружения и настроя. Он громко произносил названия блюд, которые, по его мнению, ей бы понравились, ведь он не знал, что она любит.

В помещении смешивались разнообразные акценты и языки, а продавец объявлял о готовых заказах через мегафон.

На улице пищали клаксоны.

- Мне нравится тот книжный магазин. Знаешь почему? - спросила она, - Потому что он почти под землей.

- Ты чувствуешь себя скрытой. Тебе нравится прятаться. Но от чего?

Мужчины в забегаловке говорили о бизнесе, со скоростью жужжания тату-машинки, в формальной манере, будто напевая слова, с аккомпанементом звона посуды.

- Иногда только от шума, - радостно прошептала она, наклонившись к нему.

- Ты была одной из тех тихих, мечтательных детей, не вылезающих из тени.

- А ты?

- Не знаю. Я об этом не думаю.

- Подумай о чем-нибудь, и расскажи мне.

- Ладно. О чем-нибудь. Когда мне было четыре года, - сказал он, - я высчитал свой вес на каждой из планет солнечной системы.

- Мило. Мне это нравится, - сказала она и поцеловала его около виска, очень по-матерински, - Переплетение самолюбия и науки.

Oна засмеялась, немного колеблясь, и сообщила продавцу их заказ.

Чей-то громкий голос слышался из туристического автобуса, застрявшего в пробке.

- Когда мы поедем на озеро?

- К черту озеро.

- Мне казалось нам там нравится. После всей перепланировки и строительных работ. Там можно было бы укрыться от всего, побыть наедине. Там тихо.

- В городе тоже тихо.

- Там где мы живем - да, наверное. Достаточно высоко и далеко. Как насчет твоей машины? Там уж точно не так тихо, хоть ты и проводишь в ней много времени.

- Я звукоизолировал машину.

- Правда?

- Знаешь как делают лимузины? Берут базовую часть машины и разрезают пополам пульсирующей циркулярной пилой. Потом они добавляют еще кусок, чтобы удлинить каркас на десять, одиннадцать или двенадцать футов. Можно сделать любую длину, по желанию. Двадцать два фута, если захочешь. Пока они делали это с моей машиной, я отправил им просьбу звукоизолировать ее, забить все щели пробкой.

- Это восхитительно, на самом деле. Мне нравится.

Они разговаривали, прижавшись друг к другу. Он сказал себе, что это его жена.

- Машина конечно бронированная. Из-за этого труднее ее звукоизолировать. Но в конце концов им удалось. Это жест. Это то, что делает мужчина.

- И это сработало?

- Как оно могло сработать? Город ест и спит в шуме. Он шумит на протяжении долгих веков и сейчас здесь тот же шум, что и в семнадцатом веке, вместе со всеми теми звуками, которые появились с тех времен. Нет. Но я не против шума. Шум придает мне энергии. Самое главное, что она там.

- Пробка?

- Правильно. Пробка. Это то, что имеет значение в конечном счете.

Торвала не было в поле зрения. Эрик заметил мужчину охранника около кассового аппарата, делавшего вид, что изучает меню. Ему хотелось понять, почему кассовые аппараты не использовались в постановках разных ситуаций в музеях Филадельфии и Цюриха.

Элиз смотрела в свою миску с супом, кишащим различными формами жизни.

- Это то, чего мне хотелось?

- Скажи, чего тебе хотелось.

- Консоме из утки с травами.

Она сказала это издевательским тоном, с акцентом, не принадлежащим какому-либо конкретному народу, немного громче ее обычной интонации. Он присмотрелся к ней, ожидая получить удовольствие от вида изгибов ее ноздрей и слегка кривоватого ребра носа. Но он поймал себя на мысли, что она возможно не такая уж и красивая в конце концов. Может ей чего-то не хватало. Его пронзила догадка. Может она просто посредственность, слишком обыкновенная. Она выглядела лучше в книжном магазине, когда он думал, что это кто-то другой. Он начал понимать, что они вместе нашли в ней красоту, тайно собрав все выдуманные достоинства ради их общего удовлетворения. Они женились под покровом этого невысказанного аккорда. Им нужен был последний термин в этой серии: она была богата и он был богат, она унаследовала все, а он заработал своим трудом, она была образованной, а он был жестоким, она была хрупкой, а он - сильным, она была одаренной, а он был гением, она была красива... Это была основа их взаимопонимания, вещи, в которые им пришлось поверить перед тем, как стать парой.