КОСМОПОЛИС

В течение всего дня я все больше убеждался, что не смогу этого сделать. Но сделал. Теперь мне осталось вспомнить зачем.

Я думал, что проведу столько лет, сколько потребуется, чтобы написать книгу из десяти тысяч страниц, и в ваших руках была бы литература просыпающейся и угасающей жизни, вместе со снами, проблесками воспоминаний, вредными привычками, грязными тайнами, всем, что окружает меня в мире, шумом улицы, но впервые, сейчас, в эту минуту, я осознаю, что никакие слова в мире не опишут то, что я чувствовал в тот ужасный момент, когда спустил курок и наблюдал, как падает тело.

Так скажите, стоит ли мне рассказывать что-то еще?

Машина пересекла улицу и доехала до Вестсайда, сбавив скорость, когда проскочила на красный свет, разгоняя толпу пешеходов.

Голос Торвала доложил об аварии на водопроводной магистрали вверх по улице.

Эрик увидел помощников Торвала, по одному с каждой стороны машины, шагающих в точно высчитанном ритме и одетых в одинаковую одежду: темный пиджак, серые штаны и водолазка.

На одном из мониторов показывали, как гейзер с грязной водой бьет из дыры в земле. Это ему понравилось. На других экранах показывали движение денег. Цифры скользили по горизонтали, а гистограммы - вверх и вниз. Он знал: там есть вещи, которые никто не заметит, система, скрытая в самой природе, скачок в графическом языке, находящийся за пределами стандартных моделей технического анализа и предсказывающий даже тайные схемы своих же последователей. Должен быть какой-то способ, чтобы объяснить поведение иены.

Он был голоден, почти умирал от голода. Бывали дни, когда ему все время хотелось есть, разговаривать с лицами людей и жить в мясной вселенной. Он отвел взгляд от компьютерных экранов и посмотрел на улицу. Они находились в алмазном квартале. Он опустил стекло окна, выходящего на улицу, кишащую торговлей.

Почти над каждым магазином висели мониторы с изображениями драгоценностей, а покупатели высматривали для себя швейцарские часы по обеим сторонам улицы, проскальзывая между инкассаторскими машинами и фургонами с частной охраной, и завтракали в кошерных забегаловках.

Машина ползла со скоростью гусеницы.

Хасиды в сюртуках и высоких фетровых шляпах стояли около дверей, о чем-то разговаривая: мужчины, в очках без оправ и с белыми бородами, свободные от шума улицы. Сотни миллионов долларов каждый день двигались за этими стенами, в такой старомодной форме, что Эрик даже не знал как о них думать. Они были твердыми, блестящими, граненными. Они были всем, что Эрик оставил в прошлом или никогда и не встречал: отполированные и трехмерные. Люди надевали их и они сверкали, снимали, когда шли спать или заниматься сексом, или надевали, чтобы заниматься сексом, а может чтобы умереть. Люди носили их даже мертвыми, находясь уже под землей.

Хасиды направлялись вверх по улице. Молодые носили темные костюмы и важные фетровые шляпы, их лица были бледными и пустыми. Это были люди, которые видели только друг друга, подумал Эрик, когда они исчезали за витринами магазинов или спускались в метро. Он знал, что торговцы и огранщики находились в задних комнатах. Ему стало интересно, заключаются ли все еще сделки с рукопожатиями и благославлениями на идише. На этой улице он чувствовал Нижний Истсайд 1920-х годов и заполненные алмазами города в Европе до второй мировой, как Амстердам и Антверпен. Он немного разбирался в истории.

Он увидел женщину, сидящую на тротуаре и просящую милостыню, с ребенком в руках. Она говорила на языке, который он не смог узнать. Он знал несколько языков, но не этот. Казалось, она пустила корни в этот кусок бетона. Может ее ребенок родился прямо здесь, под знаком "Парковка запрещена".

На улице стояли грузовики ФедЭкс и Единой Посылочной Службы. Чернокожие стояли с табличками в руках и говорили на африканском. Деньги за золото и брильянты. Кольца, монеты, жемчужины, оптовая торговля ювелирными изделиями, антикварные драгоценности. Это был мусульманский базар и еврейский городок. Здесь обитали торговцы и сплетники, продавцы безделушек и дилеры. Эта улица была оскорблением для правды будущего. Но у Эрика появилась ответная реакция на все это. Он чувствовал, как ее атмосфера электричеством приникает в каждый рецептор и изгиб его мозга.

Машина окончательно остановилась и он выпрямился, выйдя из нее. Движение на этой улице было похоже на длинный поток сверкающего жидкого металла. Торвал подошел к нему.