КОСМОПОЛИС

Бывают времена, когда я просто хочу всем телом тереться об стену или дверь. Такой вид контакта мне нравится. Мне нужны были деньги из его кармана из-за их особых качеств, а не из-за ценности. Я хотел почувствовать близость и прикосновение, его прикосновение, следы его личной грязи. Мне хотелось потереть деньги о собственное лицо, чтобы напомнить себе, зачем я его застрелил.

Какое-то время, я не мог отвести взгляд от тела. Посмотрев внутрь его рта, я пытался разглядеть гниль. Именно тогда я и услышал тот звук из его горла. Я даже ждал, что он заговорит со мной и был бы не против поговорить еще немного. После всего, что мы сказали в течение длинной ночи, я понял - у меня еще есть что сказать. В моем разуме рождались интересные темы. Темы одиночества и человеческого изгнания. Кого мне ненавидеть, если уже никого не осталось?

Комплекс был мозговым центром фирмы. Именно туда я и позвонил со своей пустой угрозой. Я знал, что они интерпретируют мои слова как особые знания бывшего сотрудника и скорее соберут информацию о таковых. Для меня этого было достаточно. Я называл им их собственные имена, даже девичьи фамилии матерей некоторых во время великолепных словесных выпадов, в деталях описывая все обычные мероприятия. Я был в их мозгах, установив контакт. Мне не пришлось нести эту ношу в одиночку.

Я тащил письменный стол по тротуару, через аллею и вверх по ступенькам. Дело требовало подготовки. Мне понадобилось два дня чтобы совершить задуманное.

Я никогда не чувствовал разницу между ребенком и взрослым, мальчиком и мужчиной, потому что никогда сознанием не был ребенком и чувствовал себя таким как всегда.

Я писал ему письма после того, как меня выпустили, но перестал, из-за того, как жалко это выглядело. Так же, я знал, что в моей жизни должно быть что-то жалкое, но заставил себя прервать связь. Результат был не в том, чтобы он увидел эти письма. Он конечно же их не видел. Зато видел я. В этом и был результат для меня - писать их и видеть. Так что представьте, насколько я был удивлен, что мне не пришлось выслеживать и преследовать его. Хотя мне все равно не удалось бы это сделать. Я был бы подавлен противоречащими силами внутри меня - заслуживает он смерти или нет.

Что бы я не говорил им по телефону и насколько быстро они бы не собрали информацию, как они могли выследить где и как я живу?

У меня нет ни настенных ни наручных часов. Теперь я думаю о времени по-другому. Я думаю о своем личном временном диапазоне, вместо всех этих многочисленных номеров, обозначающих время на земле, число звезд, беспорядочные световые года, возраст вселенной и все такое.

Мир должен значить что-то. Что-то недоступное. Но нет ничего недоступного. Мои короткие дни превратились в световые годы. Поэтому мне приходится делать вид, что я кто-то. Поэтому, делая записи на этих бумагах, я чувствовал себя никем. Не знаю, возможно все это написал не я, а тот, на кого я так хочу быть похож.

Я все еще постоянно хожу в банк, чтобы смотреть на последние доллары, оставшиеся на моем счету. Я делаю это по психологическим причинам, чтобы знать - у меня есть деньги в официальном учреждении. И потому, что у банкоматов есть особая, для меня, харизматичность.

Я пишу в этом дневнике, когда мертвец лежит в десяти футах от меня. Интересно. В двенадцати футах.

Они сказали, что у меня проблема со стандартами и перевели меня на валюты с низкой стоимостью. Я стал мелким техническим элементом фирмы, технической единицей. Для них я был рядовым рабочим. И я принял это. Потом они меня уволили, безо всяких уведомлений. Я принял и это.

Возбужденное состояние и сильное смущение - симптомы моей болезни. Она известна на Гаити и в Восточной Африке. Буквальный перевод названия означает "сумасшедшие вспышки гнева". В мире сейчас всем делятся, так почему я не могу поделится с миром и своей болезнью?

Я не читал книги для удовольствия, даже в детстве. Чтение никогда не было для меня приятным. Понимайте это как хотите. Я слишком много думаю о самом себе, изучаю себя. Меня от этого тошнит. Но это все, что мне интересно. Ничего больше. Мое, так называемое, эго - маленький запутанный клубочек, который, скорее всего, не так и отличается от вашего, но в то же время, я могу с уверенностью сказать, что оно не дремлет, чуть ли не лопаясь от важности, все время переживая грандиозные поражения и победы.

Еще у меня пачка сигарет в руке. Я хочу чувствовать себя писателем со своей сигаретой. Если не считать то, что я вне игры, их больше нет, а на пачке остались капельки слюны, которые я уже слизал, пытаясь почувствовать дыхание мертвеца, наполненное вкусом сигар, выкуренных им неделю назад в Лондоне.