- Да, и эта машина, которую я люблю. Блеск экранов. Я люблю экраны. Блеск киберкапитала. Такой лучезарный и манящий. Я ничего из этого не понимаю.
Она почти шептала слова, постоянно загадочно улыбаясь.
- Но ты ведь знаешь какой бесстыжей я бываю, когда рядом есть что-то, что можно назвать идеей. Идея - это время. Это будущее. Посмотри на все эти цифры. Деньги делают время. А когда-то было наоборот. Время ускорило развитие капитализма. Люди перестали думать о вечности. Они начали концентрироваться на часах, человеческих часах, делая труд результативнее.
- Я кое-что хочу тебе показать, - сказал он.
- Подожди. Я думаю.
Он ждал. Ее улыбка была слегка кривоватой.
- Киберкапитал создает будущее. Сколько будет одна наносекунда?
- Десятая в минус девятой степени часть секунды.
- Это что?
- Одна миллиардная доля секунды.
- Я ничего из этого не понимаю. Но я понимаю, какими безжалостными нам приходиться быть, чтобы адекватно оценивать окружающий нас мир.
- Есть еще зептосекунды.
- Хорошо. Я рада.
- Йоктосекунды. Одна септильонная доля секунды.
- Потому что время теперь общее имущество. Оно принадлежит системе свободного рынка. Настоящее все труднее увидеть. Его будто бы высосали из мира, чтобы проложить дорогу к будущему, с неконтролируемыми рынками и большим инвестиционным потенциалом. Будущее становится привлекательным. Вот почему что-нибудь скоро случится, может даже сегодня, - сказала она, украдкой глядя на свои руки, - Чтобы исправить слишком быстрый ход времени. Привести природу в, более или менее, нормальное состояние.
На южной части улицы почти не было пешеходов. Они вместе вышли из машины и ступили на тротуар, где им стал виден экран с информацией о финансовых рынках, движущиеся единицы сообщений, мелькающие на фасаде офисного здания на другой стороне Бродвея. Кински не двигалась с места. Это было кое-что непохожее на спокойные новостные сообщения на старой башне Таймс в паре кварталов южнее. Информация распределялась по трем бегущим строкам, на сто футов возвышающимся над улицей. Финансовые новости, курс акций, валютные рынки. Информация не кончалась. Быстро бегущие строки, состоящие из цифр и символов, простых и десятичных дробей, стилизованных символов доллара, слов, международных новостей. Все это мчалось слишком быстро, поэтому невозможно было что-либо понять. Но он знал, что Кински все понимала.
Он стоял за ней, глядя поверх ее плеча. За строчками с информацией были часы, показывающие время в самых больших городах мира. Он знал о чем она думает. Она была не против скорости, затрудняющей понимание того, что мелькало перед глазами. Во времени была вся суть. Она никогда не была против спешащих и бесконечных ресурсов, того, как информация исчезала с одного конца строчки, в тот же момент снова появляясь с другой. В этом вся суть, вся опора, все будущее. Мы не очевидцы информационного спектакля, или как ее обожествляют, делают нечитаемой. Маленькие мониторы в офисе, дома и в машине стали своего рода идолами здесь, где толпа в удивлении собиралась перед ними.
- Оно когда-нибудь останавливается или замедляется? - спросила она, - Конечно нет. Зачем это нужно. Фантастика.
Среди строк с новостями он увидел знакомое имя.
Каганович. Но он пропустил контекст. Машины начали потихоньку двигаться, и они снова вернулись к своему автомобилю, сопровождаемые двумя телохранителями. Теперь он сел на заднее сидение, лицом к экранам, прочитав на них, сообщением о смерти Николая Кагановича, человека, владеющего большим состоянием и имеющего довольно плохую репутацию, владельца самого большого в России конгломерата СМИ, которые работали почти во всех сферах, от порно-журналов, до спутникового телевидения.
Он уважал Кагановича. Этот человек был сильным, крепким, жестоким, в хорошем смысле слова. Он сказал Кински, что они с Николаем были друзьями, и взял бутылку кроваво-оранжевой водки, наполнив две рюмки. Они смотрели репортажи об этом инциденте на нескольких экранах. Она немного покраснела, когда выпила свою водку.
Каганович лежал лицом в грязи, перед своей дачей под Москвой. Он только что вернулся из Албании, где установил кабельное телевидение и подписал соглашение на установку тематического парка в столице - Тиране. В него стреляли.
Эрик и Николай когда-то охотились на кабанов в Сибири. Он рассказал об этом Кински. Они видели тигра издалека, мельком и это было непохоже ни на одно чувство, которое он испытывал до этого. Он описал ей этот момент: бесценное чувство заканчивающейся жизни, чувство угрозы, и безбрежная тишина вокруг них. Они с Николаем не двигались еще долгое время после того, как животное исчезло. Вид тигра, будто пламени, вздымающегося посреди высокого снега, заставил их чувствовать привязанными к неписанному кодексу братства красоты и потери.
Читать дальше