Эриксон Стивен - Пыль Снов

- Карта была на коже? Никакая кожа, разумеется, не выдержит и пяти тысяч лет...

- Да, кожа, но отделанная загадочным способом. Ее нашли в запечатанном воском контейнере. Семь Городов - по большей части пустыня. Без влаги ничто не гниет. Только усыхает, съеживается. - Он махнул рукой в сторону каменного фасада. - В любом случае он должен был выветриться гораздо сильнее, если фермы пропали от времени.

Раутос кивнул, соглашаясь с рассуждениями Таксилиана.

- Здесь нечисто, - сказала Вздох. - Вы войдете и вас убьют, Таксилиан. А я проклинаю сейчас твое имя, твою душу. Ты заплатишь за то, что убил меня.

Он глянул на нее и промолчал.

Раутос позвал: - Видишь ту заднюю лапу? Она единственная стоит на пьедестале.

Мужчины двинулись в том направлении.

Вздох подошла к Асане: - Сплети кокон, старуха, сделай себе укрытие. Пока не станешь гнилой шелухой. Не думай, что сможешь выбраться. Не думай, что явишься нам в блеске разноцветных крыльев. Твои надежды, Асана, твои мечты и тайны - все пустое. - Она подняла руку, тонкую как лапка паука. - Я могу так легко сокрушить...

Последний встал перед ней и оттолкнул, так что она чуть не упала. - Я устал тебя слушать, - зарычал он. - Оставь ее.

Вздох закашлялась и унеслась прочь.

- Спасибо, - сказала Асана. - Это было так... больно.

Но Последний взглянул ей прямо в глаза: - Это не место для страхов, Асана. Победи свои, да поскорее.

Стоявший поблизости Наппет заржал. - Тупой фермер не так уж туп. Но разве он от этого стал меньшим уродом?

***

Подойдя к задней лапе, Раутос и Таксилиан увидели, что пьедестал прямоугольный, походит на основание храма. Стена была чуть выше их голов и все еще несла слабые следы фриза, искусно сделанного бордюра. Невозможно было понять, что именно здесь изображено. И ни следа входа.

- Мы снова в затруднении, - сказал Раутос.

- Не думаю. Ты неправильно смотришь, друг. Ты ищешь перед собой. Смотришь направо и налево. Да, город подталкивает к заблуждению. Дракон манит взглянуть вверх, он же такой большой. Но... - Он ткнул пальцем.

Раутос проследил и удивленно крякнул. У основания пьедестала была полузасыпанная песком впадина. - Путь внизу.

Подошел Шеб. - Придется копать.

- Думаю, да, - согласился Таксилиан. - Зови всех, Шеб.

- Я не приму от тебя приказов. Пусть Странник поссыт на всех вас, высокородных ублюдков.

- Я не высокородный, - сказал Таксилиан.

Шеб оскалился: - Ты им притворяешься, что еще хуже. Стань тем, кем ты был, Таксилиан. Если не сможешь сам, я тебе помогу. Это я обещаю.

- У меня есть некоторые знания. Шеб, почему это тебя так пугает?

Шеб положил руку на один из кинжалов. - Не люблю выскочек, а ты таков. Думаешь, большие слова делают тебя умнее, лучше. Тебе нравится, что Раутос тебя уважает. Думаешь, он видит в тебе равного. А он просто смеется, Таксилиан. Ты для него домашняя собачонка.

- Вот так мыслят летерийцы, - вздохнул Раутос. - Это и держит их на месте. Вверх, вниз - даже люди, говорящие, будто презирают систему, делают все, чтобы сохранить свое положение.

Таксилиан вздохнул в ответ: - Я это понимаю, Раутос. Стабильность помогает тебе помнить, кто ты есть. Говорит, что у тебя есть законное место в обществе, пусть и плохое.

- Послушайте их, двух говноедов.

Подошли остальные. Таксилиан показал на впадину: - Мы думаем, что нашли вход. Но придется копать.

Последний вышел вперед, в руках его была лопата. - Начну.

Призрак повис над ними, ожидая. На западе солнце уходило за тусклую полосу горизонта. Когда Последнему потребовался отдых, его место занял Таксилиан, затем Наппет, затем Шеб. Раутос тоже попробовал копать, но к тому времени яма была глубокой, он с трудом спустился, а бросать лопатой землю за край и вовсе не сумел. Шеб не стал терпеть его беспомощную возню, прорычав, чтобы он вылезал и оставил работу низкорожденным, знающим это дело. Последний и Таксилиан помогли Раутосу вылезти из ямы.

В сумраке было видно, что они раскопали основание - большие, сложенные без раствора блоки.

Недавний разговор растревожил духа, хотя он не понимал, чем именно. Он ведь давно забыл о подобных глупостях. Игры общественного положения, столь горькие и саморазрушительные - какая потеря времени и энергии, проклятие людей, способных глядеть вовне, но не внутрь. Не это ли мера разума? Неужели несчастные жертвы всего лишь глупы, неспособны к интроспекции, к честному суждению о себе? Или это качество низкого интеллекта, заставляющее носителя инстинктивно избегать слишком многого и слишком беспокоящего знания о себе самом?