Эриксон Стивен - Пыль Снов

- Она умерла, потому что выбрала предательство.

- Она была верна крови Элайнтов - но в тебе есть также кровь отца, смертного, и я отлично его знаю, понимаю. Я научился уважать этого человека. Он первым понял предназначение девочки, ожидающую меня задачу - и он знал: я не рад крови, которая обагрит мои руки. Он решил не вставать на моем пути. Я так и не понял до конца, что случилось у врат - схватка с Тленом, бедняга Фир Сенгар, зря решивший защищать Скабандари - но всё это помогло осуществить участь Чашки. Она была семенем Азата, а семя должно найти щедрую почву. - Он уронил угли - уже остывшие - в костер. - Она еще юна. Ей нужно время, но, хотя мы готовы встать на пути грядущего хаоса, времени ей может не хватить. Имассы умрут. Твой отец умрет. - Он встал, глядя на Рада. - Мы уходим. Корабас ждет.

- Кто такой Корабас?

- Для этого нам нужно перетечь. Подойдет мертвый садок Каллора. Корабас - Элайнт, Риад. Отатараловая драконица. В разуме человека есть хаос - это дар смертным. Но помни: в твоих руках он может стать огнем.

- Даже в руках, названных Огненными?

Красные глаза Тисте Анди словно чуть притухли. - Мои предупреждения обдуманны.

- И зачем нам встречаться с Корабас?

Сильхас стряхнул пепел с ладоней. - Они освободят ее, и этого нам не остановить. Я хочу убедить тебя даже не пытаться.

Рад заметил, что кулаки его туго сжаты, так что заболели кости. - Ты дал мне слишком мало.

- Лучше, чем дать слишком много, Риад.

- Ты, как моя мать, боишься меня.

- Да.

- Между вами, тремя братьями, кто был самым честным?

Тисте Анди склонил голову набок и улыбнулся.

Вскоре два дракона поднялись во тьму - один блестящий словно золото, но и покрытый изменчивыми мутными пятнами, второй белый как кость, как труп в ночи - только два глаза светятся янтарным огнем.

Они взлетали все выше над Пустошами. Потом они исчезли из мира. Позади, в каменном гнезде тихо светился на ложе из углей костерок, поедая сам себя. Пока ничего не осталось.

***

Сендалат Друкорлат в последний раз тряхнула несчастного, да так, что слюна струями сорвалась с его губ. Затем швырнула на берег. Он вскочил, снова упал, поднялся и захромал прочь.

Вифал прокашлялся. - Сладчайшая моя, в последнее время ты какая-то несдержанная.

- Брось себе вызов, муж. Придумай, как улучшить мое настроение.

Он взглянул на мятущиеся волны, слизнул с губ соль. Нахты швыряли вслед жалкому беженцу ракушки и панцири крабов (впрочем, до бегущего мужчины не долетел ни один из снарядов). - Зато лошади наконец отдохнули.

- Их страдания только начинаются. Не могу точно сказать, что случилось, но, похоже, трясы скрылись через врата.

- Подозреваю, мы пойдем следом.

- Но перед уходом один из них пошел и перебил почти всех ведьм и ведунов. Тех самых людей, которых я хотела расспросить!

- Всегда можно уехать в Синюю Розу.

Она стояла, выпрямив спину и явственно дрожа. Вифал слышал как-то, что молния исходит из земли, а вовсе не с неба. Сендалат выглядела готовой воспламениться и расколоть тяжелые тучи над головой. Или проложить разрушительную дорогу среди жалких хижин и убогих лагерей беженцев, брошенных Яни Товис позади. Дурачье поставило рваные тенты и сложило лачуги из выброшенных на берег бревен почти у самой линии прибоя. Море все еще поднимается, вода уже залила постройки - но ни один не потрудился их перенести.

Хотя... куда же им пойти? Лес, насколько видели его глаза, превратился в черную пустошь горелых пеньков.

Прямо за Летерасом Сендалат прорубила проход в садок, который называла Рашаном, и они скакали по нему среди ужасающей темноты. Путь быстро стал монотонным - пока мир не начал разваливаться. Хаос, сказала она. Включения, сказала она. Что бы это ни значило. Лошади взбесились.

Они появились в нужном мире, на ведущем к морю склоне; копыта лошадей подняли облако пепла и золы. Жена разочарованно взвыла.

Что же, с тех пор она стала поспокойнее...

- Ты чего улыбаешься, во имя Худа?

Вифал потряс головой: - Улыбаюсь? Не я, милая.

- Слепой Галлан.

Это происходило все чаще и чаще. Непонятные заявления, незримые причины для раздражения и обжигающей ярости. "Прими истину, Вифал. Медовый месяц кончился".

- Привык всюду влезать, словно крапивное семя. Извергал из себя загадочную чепуху, поражая местный народ. Никогда не верь ностальгирующему старику - или старухе. В каждой их истории скрыта ненависть к нынешнему дню. Они делают прошлое - в своем понимании - каким-то магическим зельем. "Выпейте это, други, и вернитесь в старые времена, когда все шло как нельзя лучше". Ба! Если зелье сделает меня слепой, я лучше не буду пить. Я лучше раскрою надвое твой череп!