Эриксон Стивен - Пыль Снов

Сожаления и монеты любят скапливаться грудами".

Кошмарная крепость так идеально походит на жуткий хаос его разума. Непонятные сооружения, гигантские машины, коридоры и странные пологие переходы на другие уровни, загадки со всех сторон. Как будто... как будто Раутос потерял понимание себя, потерял все таланты, которые почитал естественными. Как могло знание пасть так быстро? Как мог разум превратиться с бесформенный, бесструктурный ком, столь похожий на окружающую его плоть?

А может, подумал он с содроганием, он и вовсе не бежал. Может, он лежит в мягкой постели, и глаза не видят истины, а разум блуждает по лабиринтам увечного мозга. Эта мысль устрашила Раутоса, он побежал за Таксилианом, чуть не наступая ему на пятки.

Тот оглянулся, подняв брови.

Раутос пробормотал извинения, утер пот с двойного подбородка.

Таксилиан снова поворотился к наклонному проходу. Впереди была видна ровная площадка. Воздух стал чрезвычайно теплым. Он подозревал, что скрытые вентиляторы и трубы регулируют потоки теплого и холодного воздуха по всему городу нелюдей; однако до сих пор он не нашел ни одной открытой решетки, не заметил ни одного сквозняка. Если в воздухе и есть течения, они столь тихи, столь незаметны, что кожа человека не способна ощутить шепот их касания.

Город мертв, но он живет, дышит, и где-то медленно стучит сердце, сердце из железа и меди, из бронзы и едких масел. Клапаны и шестерни, прутья и шарниры, скобы и заклепки. Он нашел легкие. Он знает, что на одном из уровней дожидается его сердце. А еще выше, в черепе дракона, дремлет тяжкий разум.

Всю жизнь его душу, его внутренний мир заполняли сны, скорее подобающие богу, творцу невозможных изобретений, машин столь сложных, что ум человеческий, внезапно понявший их, уподобился бы блещущим молниям. Он видел изделия, переносящие людей на великие расстояния быстрее, чем кони и корабли. Другие могли вместить душу, сохранив все мысли и чувства, даже знание о себе - и сохранить ее, невзирая на гибель слабой плоти. Изделия, способные покончить с голодом, нищетой, раздавить жадность в зародыше, отбросить жестокость и равнодушие, подавить неравенство, избавить человека от садистских склонностей.

Нравственные механизмы - о, это были грезы безумца. Разумеется.

Люди требуют, чтобы окружающие вели себя правильно, но редко применяют высокие стандарты к самим себе. Логика служит самооправданию, ложь процветает на соглашательстве, иллюзия владения собственностью завлекает любого.

В детстве он слышал сказки о героях, высоких, суровых лицами искателях приключений. Они поднимали знамена верности и чести, правдолюбия и единства. Но по мере развертывания сюжета сказок Таксилиана охватывал ужас: герои прорубали кровавый путь через толпы жертв, преследуя высокие (по мнению мира) цели. Их суд был скорым, но односторонним, а попытки жертв сохранить жизнь рассматривались как признак трусости и подлости.

А вот нравственная машина... ах, разве механики не настроили бы ее на соблюдение одних и тех же стандартов в отношении всех мыслящих существ? Неподвластная лести, она правила бы абсолютно. Абсолютно справедливо.

О, эти мечты молодости... Такая машина, догадывался он, вскоре решила бы, что единственным правильным действием является полное уничтожение всех форм разумной жизни во всех известных ей мирах. Разум несовершенен - наверное, так будет всегда - и порочен. Он не способен различить истину и ложь даже в себе, ведь зачастую их вес одинаков. Ошибки и злая воля - всё это относится к сфере намерений, а не действий. Всегда будут насилие, катастрофы, близорукая глупость, некомпетентность и безответственность. Мясо истории кишит личинками всяческих людских пороков.

И все же, все же... Дракон, вмещающий в себе город; город, живущий, хотя даже эхо умерло на его улицах. Само его существование - знак.

Таксилиан верил - ну, скорее хотел верить - что в этом месте отыщется древняя истина. Он столкнется лицом к лицу с нравственным механизмом. Асана недавно болтала о убитых К'чайн Че'малле, что были в первой комнате... Таксилиан думал, что понимает смысл этой сцены. Разум механизма пришел к неизбежному заключению. Осуществил единственно возможное правосудие.

Если только он сумеет проснуться еще раз - совершенство вернется в мир.

Таксилиан, конечно, не мог ощутить, какой ужас охватывает духа от его мыслей. Правосудие без жалости разрушает мораль. Это бесчувственный убийца.