Эриксон Стивен - Пыль Снов

- Так отошли их к нему!

- Вряд ли молитва на такое способна, Сенд.

- Благослови нас Мать, - вздохнула она, выходя из комнаты. - Собирай вещички. Отправляемся в полночь.

- В полночь? Темно будет, Сенд!

Она взглянула на него так же, как глядела на Шлёп, Хруста и Писка.

"Темно. Да уж, сказанул".

Хуже всего было уловить блеск сочувствия в бусинках глаз нахтов. Они следили за ним, словно плакальщики на похоронах.

"Ну, человек учится ловить сочувствие от кого угодно".

***

- Если это новый садок, - шепнул Гриб, - лучше будет держаться старых.

Синн промолчала, как молчала весь слишком долгий день странствий по ужасному миру.

Во все стороны простиралась выметенная ветрами пустыня. Прямая как копье дорога рассекала ее надвое. Тут и там они могли заметить прямоугольные россыпи камней, когда - то бывшие жилищами, остатки кирпичных сараев или садовых оград. Но здесь ничего не растет. Совсем ничего. Воздух кислый, воняет горящей смолой - что неудивительно, ведь на горизонте поднимаются столбы черного дыма.

На дороге, сложенной из кусков битого камня и какого-то стекла, им попадаются сцены разорения. Сожженные остовы карет и телег, обугленная одежда, куски мебели. Почерневшие трупы - руки и ноги скорчены словно обгорелые корни, рты раскрыты, пустые глазницы взирают в бездонное небо. Повсюду искореженные куски металла непонятного происхождения.

В горле у Гриба першило. Утренний холод быстро сменился удушающей жарой. Растирая глаза и едва волоча ноги, он тащился за Синн, пока тень ее не растянулась, не стала резко обрисованной. Грибу казалось, что он видит женщину, которой станет эта девушка. Он ощущал, что в нем нарастает страх - и ее молчание только способствует этому.

- Ты теперь и со мной немая? - спросил он наконец.

Она мельком глянула на него через плечо.

Скоро снова станет холодно. Он потерял слишком много жидкости, чтобы пережить очередную ледяную ночь. - Нужно разбить стоянку, Синн. Сделай огонь...

Она грубо засмеялась, так и не обернувшись. - Огонь, - сказала она. - Да. Огонь. Скажи, Гриб, во что ты веришь?

- А?

- Некоторые вещи реальнее прочих. Для всех. И для каждого есть своя вещь. Что самое реальное для тебя?

- Нам не выжить в этом месте - вот самое реальное, Синн. Нужна вода. Еда. Убежище.

Он видел, как она кивает. - Вот что говорит нам этот садок, Гриб. Именно. Ты веришь в выживание. Дальше твоя мысль не заходит, так? Что, если я скажу: так было прежде почти со всеми? До городов, до того как люди изобрели способы разбогатеть?

- Разбогатеть? О чем ты вообще?

- Прежде чем некоторые люди не изобрели иные верования. И сделали иные вещи более реальными, нежели всё остальное. Они решили, что за это можно даже убивать. Порабощать людей. Держать их в дикости и бедности. - Она метнула ему взгляд. - Знаешь, что у меня был учитель - таноанец? Странник Духа?

- Ничего про них не знаю. Жрецы из Семи Городов?

- Он сказал однажды, что непривязанная душа может утонуть в мудрости.

- Как это?

- Мудрость растет, отбрасывая верования, пока не перерезает последнюю привязь - и ты вдруг взлетаешь. Но, поскольку глаза твои широко раскрыты, ты видишь, что в этом мире нельзя летать. Можно только тонуть. Вот почему самые злобные религии стараются удержать паству в невежестве. Знание - яд. Мудрость бездонна. Невежество же держит тебя на отмели. Каждый таноанец совершает последнее странствие духа. Он разрезает последнюю привязь и душа не может вернуться. Когда такое происходит, остальные таноанцы скорбят, зная, что странник утонул.

Во рту его слишком сухо, в горле слишком жжет... но ему все равно нечего было бы ответить. Он хорошо знает лишь собственное невежество.

- Оглядись, Гриб. Видишь? Здесь нет даров. Погляди на дурацкие трупы и дурацкие фургоны скарба. Последней и самой реальной для них вещью был огонь.

Его внимание привлекала вздымающаяся туча. Она отсвечивала золотом. Что-то движется по тракту, который пересекает впереди их дорогу. Стадо? Армия?

- Огонь - не дар, что бы ты ни думал, Гриб.

- Без него мы помрем.

- Нужно оставаться на дороге.

- Зачем?

- Чтобы узнать, куда она ведет.

- Но мы здесь помрем!

- Эта земля, Гриб - сказала она, - хранит благородные воспоминания.

***

Солнце почти успело сесть, когда подошла армия. Колесницы, тяжелые от добычи фургоны. Воины - темнокожие, высокие и тощие, в бронзовых доспехах. Гриб подумал, что их тысяча, а может, и больше. Он видел копейщиков, стрелков и некий тип тяжелой конницы, вооруженной серповидными топорами и короткими кривыми мечами.