Федерико Гарсиа Лорка. Стихи

безмолвье,

перед нами только тело в тяжком испаренье.

Прежде в этой четкой форме соловьи звучали,

а теперь она покрыта синью дыр бездонных.

Кто наморщил саван? Лживы все слова и речи,

здесь, в углу, никто не плачет, не заводит песни,

шпорами коня не колет и змеи не гонит.

Я хочу увидеть взглядом широко открытым

пред собою это тело, только не в покое.

Я хочу людей увидеть с голосом, как трубы,

укрощающих уздою лошадей и реки;

я хочу людей увидеть с костяком звенящим

и с певучим ртом, где солнце искрится кремнями.

Здесь хочу я их увидеть. Перед этим камнем.

Перед этим торсом бледным с торсом перебитым.

Я хочу, чтоб эти люди указали выход

для Игнасьо-паладина, связанного смертью.

Пусть укажут эти люди плач такой широкий,

чтоб он тек в туманах нежных светлою рекою,

чтоб без бычьего пыхтенья яростно-двойного

по реке той плыл Игнасьо охладелым телом.

Чтоб река та затерялась на арене круглой,

на луне, что притворилась светлым,кротким

агнцем;

чтоб река исчезла в ночи рыбьего безмолвья,

затерялась в белой чаще дымов отвердевших.

Нет, лица его платками вы не закрывайте,

чтобы не привык он к смерти,в нем самом

сокрытой.

Спи, Игнасьо, и не чувствуй жаркого мычанья.

Мчись, лети, покойся с миром. Так умрет и море.

IV

ОТСУТСТВУЮЩАЯ ДУША

Ты чужд быку, смоковнице, и коням,

и муравьям у твоего порога.

Тебя не знает вечер и ребенок, -

ушел ты навсегда, навеки умер.

Ты чужд хребту иссеченному камня,

атласу черному, в котором тлеешь.

Ты чужд своим немым воспоминаньям, -

ушел ты навсегда, навеки умер.

Придет к нам осень с гроздьями тумана,

улитками и снежными горами.

Никто в твой взор не взглянет

светлым взором, -

ушел ты навсегда, навеки умер.

Да, потому что ты навеки умер,

как мертвые, оставившие землю,

как мертвые, которых забывают

средь кучи мусора и псов издохших.

Пусть чужд ты всем. Тебя я воспеваю.

Я сохраню твой мужественный облик,

и зрелость опыта, и жадность к смерти,

вкус терпкий губ твоих и привкус грусти

в веселой смелости твоих порывов.

Родится ли когда иль не родится

с судьбой такою бурной андалузец?

О красоте твоей пою со стоном,

и грустно шелестит в оливах ветер.

---------------------------------------------

Федерико Гарсиа Лорка

Федерико Гарсиа Лорка

Шесть стихотворений по-галисийски

1935

Перевод Ф. Кельина

* Мадригал городу Сантьяго

* Романс Пречистой Девы и ее ладьи

* Песня о маленьком рассыльном

* Ноктюрн маленького утопленника

* Колыбельная песня Росалии Кастро, усопшей

* Пляшет луна в Сантьяго

МАДРИГАЛ ГОРОДУ САНТЬЯГО

Дождик идет в Сантьяго,

сердце любовью полно.

Белой камелией в небе

светится солнца пятно.

Дожлик идет в Сантьяго:

ночи такие темны.

Трав серебро и грезы

лик закрывают луны.

Видишь, на камни улиц

падает тонкий хрусталь.

Видишь, как шлет тебе море

с ветром и мглу и печаль.

Шлет их тебе твое море,

солнцем Сантьяго забыт;

только с утра в моем сердце

капля дождя звенит.

РОМАНС ПРЕЧИСТОЙ ДЕВЫ И ЕЕ ЛАДЬИ

Это праздник, праздник ночью,

праздник маленькой Пречистой

и ее ладьи!

Дева росту небольшого,

серебром блестит корона,

племенных быков четверка

впряжена в ее повозку.

А стеклянные голубки

дождь несли с собою в горы,

сквозь туманы сонм усопших

устремился в тесный город.

О Пречистая! Ты лаской

кроткий взор согрей коровий,

убери цветами плащ свой,

сняв их с савана усопшей.

Над Галисией высоко

в небесах восходят зори,

и Пречистая дорогу

направляет в дом свой, к морю.

Это праздник, праздник ночью,

праздник маленькой Пречистой

и ее падьи!

ПЕСНЯ О МАЛЕНЬКОМ РАССЫЛЬНОМ

В Буэнос-Айресе есть волынка,

та волынка над рекой Ла-Платой.

Норд на ней играет, влажным

серым ртом к ней прикасаясь.

Бедный парень Рамон де Сисмунди!

Там, на улице Эсмеральды,

грязь, и весь он испачкан грязью,

пылью ящиков и прилавков.

Вдоль по улицам бесконечным,

по зеленому берегу пампы

той порой галисийцы гуляли,

о долинах нездешних вздыхая.

Бедный парень Рамон ле Сисмунди!

Он в волнах услыхал муиньейру,

между тем как пасла его память

семь быков луны туманной.

Шел по берегу он речному,

шел по берегу он Ла-Платы,

там, где ивы и кони немые

вод стекло в этот час ломали.

Но не слышал он стона волынки,