Федерико Гарсиа Лорка. Стихи

появляются пятна ожога.

Моя тоска кровоточила вечерами,

когда твои веки были подобны стенам,

когда твои руки были подобны странам,

а тело мое становилось эхом бурьяна.

Смертная мука искала свои лохмотья -

пыльный саван, изодранный псами, -

и шел ты за нею, ни разу не дрогнув,

до самых ворот непроглядного омута.

Маленький Стэнтон, глупый и чудный звереныш,

с матерью, взломанной сельскими кузнецами,

с парой братьев своих -

старший съеден уже муравьями -

перед бешеным раком, который сорвался с цепи!

Есть няньки, которые к детским губам

подносят замшелые реки и стойкую горечь

там, где черные женщины делят крысиные норы.

Ибо любит толпа

видеть горлиц в помойной яме,

и я знаю, чего они жаждут, -

те, кто нам наступает на пальцы.

Твое незнание, мальчик, было твоим бастионом.

В тот день, когда рак зашвырнул тебя

в угол спальни,

где в эпидемию умерли гости,

и раскрыл свою рваную розу из колких стекол

и дряблых пальцев,

чтобы замазать тиной зрачки плывущих, -

в тот лень ты искал в бурьяне мою кончину,

позеленелую боль в повилике страха.

А недобро притихший рак, чтоб улечься с тобою,

разбрызгал по простыням контуры

красных пейзажей

и поставил на гроб снежный кустик окиси бора.

Укройся в лесу, малыш,

со своей иудейской арфой,

укройся в лесу, чтоб учиться синим словам,

которые спят в облаках, желудях, черепашках,

в ленивых щенятах, в металле и ветре,

которые дремлют в бессонных фиалках

и замерших каплях

и учат, мой мальчик, тому, что забыто твоим

народом.

Когда забурлит война,

на пороге кухни

я оставлю твоей собаке кусочек сыра.

Тогда твои десять лет

станут той листвой, что слетает на лица мертвых,

станут розами хрупкой серы

на груди моего рассвета.

А я, мой маленький Стэнтон,

один, позабытый всеми,

касаясь губами твоих увядших улыбок,

войду в изваянья зеленых химер Малярии.

(1)Ты меня любишь? - Да, а ты? - Да, да (англ.).

КОРОВА

Забили на рассвете.

Кровь из ноздрей текла по небосклону,

а по рогам ручьи вились и ветви.

На рот ее пчелиный

слюна свисала длинными усами.

И белый вой раскачивал долины.

В румянце дня и в пастбищном бальзаме

шли мертвые коровы и живые,

мыча с полузакрытыми глазами.

Мыча траве багровой

и парню, наточившему наваху,

что пробил час обгладывать корову.

Уже бледнели звезды

и жилы под ножами.

А в воздухе копыта все дрожали.

Чтобы луна узнала

и знали ночи желтые отроги:

ушла корова, сгинув по дороге.

Мыча о милосердье,

ушла на свалку смерзшегося неба,

где пьяницы закусывают смертью.

ДЕВОЧКА, УТОНУВШАЯ В КОЛОДЦЕ

(Гранада и Ньюбург)

Статуи глаз боятся с их чернотой могильной,

но замогильней воды, которым не выйти к морю.

Не выйти к морю.

Бежали по стенам люди,

ломая тростник рыболовов.

Скорее! Сюда! Спешите! И булькали

в тине звезды.

...не выйти к морю.

Падая в мою память - капля, звезда, омега, -

все плывешь ты, слезинка, краем конского глаза.

...не выйти к морю.

И никто тебе в сумраке не подарит ни далей

без границ заостренных, ни алмазного завтра.

...не выйти к морю.

В пору, когда тоскуют о тишине подушек,

сердце твое немое бьется в оправе перстня.

...не выйти к морю.

Вечна ты и нетленна в каждой умершей капле,

шедшей на бой с корнями за роковым сиротством.

...не выйти к морю.

Уже бегут по откосу! Всплыви,

привстань над водою!

И каждый блик на запястье

стальным звеном обовьется!

...не выйти к морю.

Но тянешь ты в глубь колодца

повитые мхом ручонки,

негаданная русалка в неведенье непорочном.

...не выйти к морю.

Не выйти, не выйти к морю. Вода замерла

на месте

и слышит, как тяжко дышат

ее бесструнные скрипки,

вода на лестнице пыток,

вода подземелий мертвых,

которой не выйти к морю.

ВВЕДЕНИЕ В СМЕРТЬ

МАЛЕНЬКАЯ БЕСКОНЕЧНАЯ ПОЭМА

Сбиться с дороги -

это слиться с метелью,

а слиться с метелью -

это двадцать столетий пасти могильные травы.

Сбиться с дороги -

это встретиться с женщиной,

которая режет по два петуха в секунду

и не боится света,

а свет - петушиного крика,

задушенного метелью.

А когда метель задохнется -

пробудится южный ветер,

но и ветры стонов не слышат -

и поэтому снова пасти нам могильные травы.

Я видел, как два колоска воскового цвета,

мертвые, хоронили гряду вулканов,