Сергей Заяицкий - Судьбе загадка (сборник)

В ответ из-за перегородки послышалось какое-то утвердительное междометие, но никто не вышел.

Она дичится,- сказал Львович.- Ну, Зоя, скажи мерси молодому человеку, он не побоялся идти в такую грязь… Вы с Москвы приехали, молодой человек?

Да, из Москвы. Далеко, не правда ли?

Что значит – далеко, молодой человек? Наш сосед Келлербах – ну, так он ездит в Москву каждую среду.

Каждую среду? Ведь это с ума можно сойти…

Келлербах не сошёл с ума… У него двенадцать деток… они просят кушать… Келлербах кормит своих детей. Он – мануфактурист.

Надо заплатить три рубля,- сказали из-за перегородки.

Если надо заплатить три рубля, то мы заплатим три рубля. Молодой человек, когда шёл сюда, уже знал, что Львович не мошенник. А хорошо жить в Москве, молодой человек?

Как кому.

В Москве всякому лучше жить, молодой человек, потому что в Москве вся публика и все для Москвы.

Зато в эти тяжёлые годы мы едва не умерли от голоду. О вашей Украине мы мечтали, как о царствии небесном.

Плохое же это было, молодой человек, небесное царствие… правда, была у нас мучица, и крупица, и курятина… а сколько у нас было красных, и белых,

бандитов… И как те бандиты резали публику… Старых евреев прибивали к полу большими гвоздями через глаза и оставляли так гнить… Молодых девушек обижали на глазах у отцов, так что они умирали… д нехай лучше были бы мы голодные!

Ну, зато теперь все это кончилось…

Да, слава богу, молодой человек, теперь жить стало хорошо.

Стало быть, вы довольны Советской властью?

А как я могу быть доволен или недоволен… Я маленькая сошка, и я не политик… Нехай будет всякая власть, только чтобы не мучили людей и торговали всяким товаром.

А у вас только одна дочь?

Нет, слава богу, у меня много детей и внуков. Но один сын мой живёт в Минске, другой в Житомире, а старшие дочери замужем и живут в Кременчуге. Их мужья честные торговцы и крепко любят жён. У меня на той неделе родился шестнадцатый внук.

Теперь очередь за Зоей Борисовной?

Она молода и ещё подождёт… Она опора моей старости.

Папа, отдайте три рубля.

Да не убегут твои три рубля… А вы, молодой человек, племянник мадам Кошелевой?

Да.

Им не так теперь легко жить. Ох, ох, ох… А прежде, ой, как они жили! У них был домик – игрушечка… Ой, какой был пан дотошный… Настоящий был пан и никогда не обижал бедных людей. Такому пану нужно поставить каменный памятник на площади и на золотой дощечке написать его имя. Три рубля… ты сказала, три рубля?

Да…

– Ну, так, стало быть, три, а не два… – Львович когда-то учился арифметике и ещё не разучился считать.

Он медленно пошёл в соседнюю комнату.

Степан Андреевич случайно взглянул на стол.

Там лежал список белья – простой список белья, должно быть, предназначенного в стирку Тот самый почерк.

Степан Андреевич вздрогнул, и на один миг как-то снова по-ночному туманно стало у него в мозгу.

Вот три рубля, молодой человек,- сказал старый еврей,- мерси и кланяйтесь многоуважаемой Екатерине Сергеевне и многоуважаемой Вере Александровне. Ай, какая она красавица! Я ведь помню её ещё вовсе деточкой. Она была совсем как ангел… Такая симпатичная барышня. Опора матери… Ой, чтоб делала мадам Кошелева, если б не дочь. Она была бы вовсе нищей… А вы, молодой человек, адвокат или доктор?

Нет, я художник.

Художник… Вы рисуете картины?

Да.

И за них плотят деньги?

Платят…

Дай же вам бог, молодой человек, нарисовать очень много картин. А вы женаты?

Нет.

Хорошей жены и много, много маленьких деток…

Подождите… ещё надо найти невесту.

А в Москве разве нет хороших невест?.. Там много девушек, и они все охотно пойдут за такого красавца… И надарят ему детей, сколько он захочет…

Скажите, это вы писали?

Нет, это писала Зоя. А почему вам это хочется знать?

Красивый почерк…

Для прачки надо писать красиво, молодой человек, а то она не поймёт и потеряет белье. Необразованному человеку трудно читать.

До свидания.

– До свидания, молодой человек, дай бог вам благополучно перейти площадь… Зоя, скажи – до свидания. Выше подверните брюки и ступайте краем…

Львович стоял на крыльце и, когда оборачивался Кошелев, ласково кивал ему патриархальною своею головой. Но Степан Андреевич совсем не для этого оборачивался.

«Да,- думал с самодовольством Степан Андреевич,- я могу ещё кое-кому вскружить голову. Но уж очень у них там чем-то пахнет. Нет. Надо на попадью направить главный удар и не разбрасываться».