На террасе стояла Екатерина Сергеевна и сомнительно поглядывала то в сад, то на свои верёвочные туфли.
Мокро,- говорила она,- мокро и грязно. Господи, помилуй.
Да, мокро,- согласился Степан Андреевич, жуя словно из ваты испечённый хлеб. Хлеб этот мялся и не разгрызался и назывался тут калачом. Какая насмешка над Великороссией!
Да ведь дождь-то какой вчера был. Заступница! Ну как я пройду?
А вы куда собрались?
Жидовке одной платье отнести. Вера сама не ходит к заказчицам, ей самолюбие, конечно, не позволяет… Но она это платье просрочила… Меня посылает…
Так давайте я отнесу. У меня галоши.
– Стёпа, да ты не найдёшь.
– Ну, вот ещё… Вы объясните, как пройти…
– Спаси тебя Христос… Ты Ларек знаешь?..
– Знаю.
– Ну, вот – от Ларька направо и будет Полтавская улица. Пятый дом направо, с голубым крыльцом, спроси Зою Борисовну Львович. Она жидовка. Скажи, от Веры, мол, Александровны Кошелевой. Сегодня суббота, она будет дома.
– Есть.
Ведь вот и маленький город (город – полюбуйся урбанист!),- а делится на три части резко и несомненно.
Первая, главная, торговая, единственная мощёная улица, освещаемая даже электричеством, мощёная огромным с добрый кавун булыжником – Степная по названию, вечером даже с уклоном в падение нравов – ибо – это факт – существует кокотка Баклажанская – хохлушка могучая, одетая по-московски – и ещё еврейка волоокая с пристальным исподлобья взглядом – обе очень и очень. На этой улице Санитария и Гигиена, Державная Аптека и всякая москательщина и бакалейщина- плакаты: «жiнки, тiкайте до спiлки».
Вторая часть – как бы переходная часть – реально, даже материально осуществлённая смычка города с деревней. Появись в Баклажанах двуликий Янус – был бы он в этой части одним лицом к городу, другим- к деревне. Домики грязно-белые, но все же улицы ни на что другое, кроме улиц, не похожи. Тротуар горбом из бурого кирпича, кое-где от старости выпали кирпичи – тротуар обеззубел,- но пройти и в грязь физически возможно. Белые акации придают этим улицам нарядную живописность. В этой части жил Львович и, должно быть, все его родные – детишками кишели улицы.
Третья часть, самая аристократическая и самая демократическая – усадьбы и хутора – Кошелевы жили там все сорок лет – фруктовые сады, пустыри с навозом и огороды. Грядки с залихватскими усиками грядущими тыквами. Подсолнухи желтеют ослепительно,- а кое-где кровью разбрызгались маки. Овцы, вылепленные из грязи, пасутся у заборов. В этой части после дождя хлюп-хлюпанье и чертыханье – галоши и обувь лучше прямо оставить дома.
Но кое-как все-таки перебрался Степан Андреевич из третьей части во вторую – солнце уж больно сушило – грязь твердела, как воск на потушенной свече,- и благополучно дошёл до Ларька. Ларек этот был единственною лавкою на огромной, совершенно пустой площади, до того грязной, что Степан Андреевич даже содрогнулся, подумав: «А что же бывает тут поздней осенью!» Вообще площадь наводила уныние. Однако был у неё булыжный хребет, и по нему, перейдя её, Степан Андреевич вышел на Полтавскую улицу и увидал невдалеке голубое крыльцо. Из всех окон на него смотрели с любопытством женские и детские головы. На голубом крыльце стоял примечательного вида человек,- был бы он раньше Ной или Авраам,- в широкополой шляпе и допотопном сюртуке, с грязной, белой, пророческого вида бородой, которую он ловко накручивал на палец и опять раскручивал. На ногах у него были надеты огромные сапоги, а вот брюк как будто вовсе не было, по крайней мере, когда распахивался сюртук, то видно было грязное dessous 1, весьма даже во многих местах продырявленное.
Не здесь ли живёт гражданка Зоя Борисовна Львович?- спросил Кошелев.
Здравствуйте, молодой человек. Она живёт здесь… вот в этом доме живёт она…
– Вера Александровна Кошелева прислала ей платье.
– Мерси, молодой человек, ну, так что же мы стоим тут в грязи, идёте в дом.
Они вошли в совсем тёмные сени, где пахло многим, и прошли в довольно просторную комнату, уставленную старою кожаною мебелью. Кожа на креслах и на диване стала совсем шершавой и словно заржавела от времени. На стенах висели картины библейского содержания, тоже очень старые, и множество пожелтелых фотографий каких-то огромных семейств Никого в комнате не было.
Садитесь, молодой человек, на этом кресле. Ну, как же вы дошли по такой грязи?.. Ай, какая грязь и это после одного дождя… Зоя, ну, иди же сюда. Тебе принесли платье.
Читать дальше