Лейла Мичем - Дикий цветок

– Сайлас! Дорогой! Что случилось? – встревожилась Летти.

Он стоял к ней спиной у окна дома священника, выходящего на маленький сад, поросший золотыми хризантемами. Сайлас собирался привезти матери целую охапку этих цветов. Пусть Елизавета украсит ими стол ко Дню благодарения.

– Тебе уже надоела эта предсвадебная суета?

Сайлас повернулся к ней. Вид Летти, сидящей за столом, заваленным свадебной мишурой, кружевами, лентами и еще чем-то дымчатым, был куда приятнее вида любого сада.

– Нет, любовь моя, но, признаю, женщины в большей степени склонны приходить от всего этого в восторг.

– Если ты испытываешь сомнения насчет своего решения…

– Никаких сомнений.

Сайлас подошел и присел рядом с ней у стола. Летти отложила в сторону восковую дощечку, на которой был выцарапан бесконечный список всего необходимого для свадьбы, назначенной на первую субботу февраля. Мужчина недоумевал, почему женщины считают себя обязанными начинать готовиться к свадьбе за несколько месяцев. Мать, например, уже сейчас развернула бурную деятельность. Сам он хотел сыграть свадьбу как можно раньше, ведь первого марта им предстояло отправиться в долгую дорогу в Техас; однако брат его невесты учился в Вест-Пойнте: раньше первой недели февраля его все равно не отпустят.

– В таком случае что же тебя беспокоит? – Летти слегка провела кончиками пальцев по нахмуренному лбу жениха. – Когда ты хмуришься, я всегда знаю: что-то не в порядке.

Сайлас взял ее руку и прижал к своим губам. Малейшее прикосновение к ее коже вызывало у мужчины сильнейшее возбуждение. Господи, прости его, но Сайлас уже почти забыл свою первую жену, родившую ему сына. Если бы не Джошуа, он бы, пожалуй, забыл даже, как она выглядела. Звали ее Урсулина. Довольно целомудренное имя, вполне отвечающее ее моральным устоям, особенно когда дело касалось утех плоти. Эти неприятные воспоминания не исчезли. Урсулина была дочерью плантатора. Ее мать происходила из нетитулованного мелкопоместного дворянства, а тесть, если уж начистоту, был распутным проходимцем. Сайлас понадеялся, что частица его огня проникла в кровь дочери, но горько разочаровался. Летти же, дочь священника, излишней чопорностью не страдала и с нетерпением ожидала того часа, когда сможет разделить с ним брачное ложе. Отличия своих избранниц в отношении к жизни, такие несовместимые с полученным ими воспитанием, Сайлас считал причудами природы.

Он решился рассказать Летти правду, хотя его невеста была пресвитерианского вероисповедания, шотландкой до мозга костей и вследствие этого должна была испытывать отвращение к тем, кто живет в долг. Невеста знала, что ему пришлось одолжить деньги на обустройство в Техасе у Карсона Виндхема, но она, как и Сайлас, считала, что тяжелым трудом они смогут за несколько лет разделаться с долгами.

– Мы не сможем сидеть на веранде, как другие плантаторы, и ничего не делать, – сказала она. – Нам придется наравне с другими работать в поле. И только когда долг будет выплачен, настанет время поиграть в хозяина и хозяйку плантации.

– Мой отец перевернулся бы в гробу, узнай он, что нам придется работать вместе с черными, – рассмеявшись, заметил Сайлас.

Он любил Летти за смелость и готовность отправиться вместе с ним в неизвестность, к неведомым опасностям и лишениям. Ничто, кроме любви и веры в него, не сможет послужить ей защитой.

– Бог с ним. Мы едем в Техас. Там все будет по-другому.

Характер невесты с каждым днем вызывал в душе мужчины все большую привязанность. Сайлас не понимал, почему чувствует потребность ограждать Летти от тревожных новостей о последних беспорядках в Техасе, подвергающих опасности осуществление его мечты. Летти была готова к любым неприятностям в дороге. Там, где он видел преграды, она замечала лишь новые возможности. Окольные пути, которые Сайлас считал сводящими с ума помехами, казались Летти «скрытым милосердием Всевышнего», пожелавшего оградить своих детей от риска избрать неправильный путь. Она была искренней в своей вере и жила, подчиняясь девизу, который часто повторяла своим ученикам, когда им предстояло выполнить необходимую, но обременительную работу: «Бойся и делай, или не делай и сожалей».

Несмотря на кукольную внешность, Летти казалась ему идеальной женой, с которой вполне можно отправиться в далекую и неизведанную страну, внушающую столько опасений. Однако трудности накапливались, и Сайласу все сложнее было отогнать от себя страх по поводу того, что Летти все же найдет их непреодолимыми, когда придет время оставить позади дом, отца и старых друзей. Что будет, если она откажется ехать? Сайлас не смог бы уехать сам и ждать, пока жизнь на новом месте наладится. Оставаться на плантации брата тоже было немыслимо.