Татьяна Росс - Кама с утрА. Картинки к Фрейду

– Яблоко от яблони далеко не падает, – не раз бурчала моя бабушка, намекая на свободный образ жизни Маринкой матери. – Какая мать, такая и дочь, – уточняла бабуля, чтобы я уж точно уяснила смысл аллегории про яблоко с яблоней. – Вот видишь, мама у Марины всю жизнь без мужа. А почему? Потому что ведет себя распущено. Мужчины не любят таких…

– Как же не любят, бабуль, когда у нее постоянно новый кавалер? – ставила я бабушку в тупик.

– Это другое… – сердилась она, но объяснить суть дела не могла. – Слушай, что тебе старшие говорят, – этим обычно заканчивались наши диспуты по поводу Марины и ее матери.

Машка – все называли ее именно так, сократив имя Маринка, заменив «рин» на одну единственную букву «ш» – уже вовсю прыгала из кровати в кровать и рассказывала подробности из практики, охотно делясь опытом своих наработок. Маринка красочно живописала увиденное, прибегая к помощи подсобных предметов, чтобы я могла представить мужское достоинство с максимальным приближением к оригиналу. Это были уроки сексуального просветительства. Я слушала ее с открытым ртом, боясь пропустить хоть одно слово. Представить, как выглядит чудо мужской природы, я все же с ее слов не очень-то могла, но ее рассказы пробуждали желание увидеть его собственными глазами, а еще более того – потрогать собственными руками.

– Ой, Рит… – восторженно закатывала глаза Маринка, вспоминая свои последние приключения в студенческом общежитии, – если бы ты видела этого монстра! Такого мне еще не приходилось лицезреть… Разве что у Никиты с третьего курса. Да нет, у Ники чуть меньше. А тут… Воооо! – Маринка растягивала руки в стороны, как рыбак, показывающий величину выловленной рыбины, – нет, даже вооо… И немного искривленный.

Я не могла понять, как этот вялый огурец может быть искривленным. Или прямым. Вялый можно крутить, как хочешь. Но Маринка с пониманием дела объяснила, что когда мужчина с женщиной занимаются «любовью», то огурец становится твердым. Это уже и вовсе не входило в мое понимание. Я смотрела на Маринку с завистью, как завороженная, страстно мечтая поскорее увидеть все это собственными глазами.

Наконец, момент истины настал. У меня появился парень, и я могла воочию убедиться в правдивости Маринкиных слов. Впрочем, для меня было важно даже не столько увидеть это чудо-юдо в штанах («А чего там рассматривать?» – считала я), важнее было сказать Маринке, что я тоже… видела ЭТО. Факт того, что я не отстаю от подруги и тоже уже все видела-перевидела был куда важнее, чем осмотр вожделенного объекта.

Покрывшись мурашками, пробежавшими по коже от кончика носа до пятки, я медленно потянула язычок молнии Кирилловых джинсов. Кирилл, увлекшись поцелуями, на минуту отвлекся и пропустил критический момент. Бдительность его притупилась, и я умудрилась не только расстегнуть штаны, но и сунуть руку под ткань ситцевых трусов… Пальцы запутались в зарослях курчавых волос, я осторожно просунулась дальше… но ничего не нащупала. Опомнившись, Кир оторвался от меня, поежился, будто ему стало то ли неловко, то ли неприятно, и… Аккуратно вытащил мою руку из своих трусов. Решив, что сделала что-то не так, я сжалась от стыда и больше не настаивала на поиске Кириллова члена.

– Найдется когда-нибудь, – решила я про себя. – Не будет же Кирилл ходить в брюках вечно. Снимет рано или поздно. Вот и найду.

Маринке о случившемся я не рассказала. Впрочем, она и не расспрашивала, увлеченная собственными похождениями и впечатлениями. В глубине душе я завидовала ей. Мои гормоны давно требовали удовлетворения, но воспитание не позволяло делать то, что могла себе позволить Маринка. Я не осуждала ее, тем более что она была не единственная из моих знакомых девочек, кто и не помышлял сохранять девственность до брака. Но строгое воспитание родителей было вбито в мою голову так прочно, что я просто-напросто была не в силах совершить что-то на взгляд родителей предосудительное. Вот Кир, который быстро стал моим официальных женихом, это совсем другое дело. С ним я могла двигаться в сторону запретного…

Несмотря на некоторое удивление и откровенное разочарование, испытанное после первых откровенных экспериментов на диване, наши отношения с Кириллом развивались по восходящей. Мои родители радовались возможности спихнуть дочь в приличные руки, каковыми, безусловно, были руки будущего торгпреда. Мама с папой приложили немало усилий к тому, чтобы вырастить достойную жену будущего государственного чиновника высокого ранга. С детства меня водили в кружки, где я училась играть по нотам на рояле, петь в хоре и танцевать бальные танцы. Родители словно законсервировались и продолжали считать, что живут в девятнадцатом веке, хотя за окном бегом бежал к концу двадцатый. Они видели меня за роялем в длинном платье с кружевным воротником, поющей романсы Рахманинова и Алябьева. «Соловей мой, соловей…» – подпевала мама, в то время как я старательно выводила известные ноты.