Владимир Владыкин - В каждом доме война

– А у меня никто не просил ничего! – пролепетала в оторопи она. Её лицо было в мелких морщинах. Хотя хозяйка выглядела ещё нестарой и весьма крепкой на вид.

– Не врите, вы нас прогнали! – воскликнула Маша, и все девушки следом вразнобой затараторили то же самое.

– Сейчас время военное, а отказ помогать фронту приравнивается к предательству и саботажу! – твёрдо произнёс военный.

– Да откуда же я знала, кто они такие?! – сокрушённо и жалостно оправдывалась хозяйка. – Тут сейчас ходють разные, и все чего-то просят, вот я и подумала…

– А вам жалко дать, если и попросят? Ведь люди-то свои. Не враги. Или фашистов ожидаете?

– Да ну, да ну, избави Господь! Я очень рада вам, проходите, молочка сейчас принесу холодненького из погребца, – льстиво залепетала женщина и живо побежала в курень.

Инструктор осматривал справное, обихоженное большое подворье пожилой казачки. За плетёной изгородью был виден длинный огород, упирающийся в чью-то изгородь. «Эти казаки куркули: палил станицу Будённый, так, видно, мало лиха они нюхали», – подумал военный.

– А вы бы, товарищ инструктор, её арестовали, – как бы посоветовала Маша.

– Ничего, она поняла, девчата. Надо воспитывать рабоче-крестьянскую сознательность, воспитывать и пестовать! – наставительно сказал он. И в это время женщина вынесла ведро с водой и банку молока, подав её военному.

– Пейте, пейте на здоровье, а то в курень проходите, там у меня внуки маленькие, мои-то сыновья воюют. А невестки работают в городе. Я с внуками сижу, а деда моего взяли в трудовой тыл, – пояснила быстро она.

На улицу с луга вошли парни и смотрели на казацкие дворы. Увидев своих, ребята бойко пошагали к ним.

– Что здесь за митинг? – ещё на ходу спросил весело Дрон. Маша быстро подошла к нему. Отвела в сторону, став что-то тихо ему объяснять. И его лицо потемнело, напряглось; он смотрел себе под ноги, затем вскинул на девушку в отчаяннии глаза.

– Все видели, как ты его повела сюда! – резко сказал Дрон. – Маша, ты не обманешь меня, твоему я ничего не скажу. Да он сам видел и на глазах у нас погрустнел, как огурец солёный перед отправкой в рот. Зачем Анфиску водила к городским чувакам? А с военным чего путаешься?

– Бог с тобой, Дрон, я как лучше хотела, какие чуваки, какой военный? Он на Нинку зыряет, положил на неё глаз, а ты, дурачок, не веришь? Ну, как хочешь… – и она, смеясь в кулачок, отошла от Дрона. Её поступок все заметили, а Нина смекнула тотчас, что Маша хочет поссорить с ней Дрона. Но что это ей даст, она не ведала, хотя тут же решила, что так даже будет лучше, и Дрон от неё скорее отстанет.

Девчата, напившись воды, пошли в лагерь. Дрон взял Нину под руку – это увидела Маша и довольная улыбалась тому, что случилось.

– Ты заигрываешь с инструктором? Меня совсем не видишь? – спросил настырно Дрон, скривив брезгливо рот и отставив назад голову.

– Батюшки несусветные, ты слушаешь эту сплетницу? – изумлённо произнесла Нина. – А руку сейчас же выпусти! – и он, как ни странно, отпустил её.

– Да никого я не слушаю, – изломав губу, бросил он.

– Если ты сам так думаешь – пожалуйста – думай сколько влезет! Мне, знаешь, это всё равно, Дрон. Скоро мы уедем рыть окопы, а ты – на фронт. Вот так для нас будет лучше…

– Чему ты так радуешься? Ведь там погибнуть можно в два счёта, – возмущённо сказал он.

– С чего ты взял? Ну да, война не щадит никого, – согласилась девушка. – Пошли, а то перед нашими как-то неудобно… – и Нина, не глядя на него, быстро пошагала.

Дрон, удивляясь своей покорности, послушно вразвалочку поплёлся за ней. Он забыл напиться воды, губы пересохли, а вернуться – поленился, и, шагая, сплёвывал в пыль вязкую белую слюну. Но чувство жажды сейчас начало у него вызывать злобу на упрямую девушку, которая никак не хотела подчиниться ему. Дрону так и манилось нагрубить девушке. Но какая-то неодолимая сила удерживала его от дерзости; перед ней он делался словно безвольным, и она действительно как бы незримо своими неодолимыми чарами будто связывала его по рукам…

А между тем Нину сейчас занимал не Дрон, а инструктор, которым он больно упрекнул её, Нина хорошо понимала, несмотря на свой зрелый возраст, он очень ей нравился. Таких замечательных парней в посёлке просто нет, от него веяло нравственной чистотой и благородством. Дрон тотчас показался мелким, жалким циником…

Когда началась война, Андрон Рубашкин нежданно-негаданно запросился на фронт, поскольку ему изрядно надоела роль сельского «жандарма». Проверки и перепроверки всех приезжающих в посёлок у него вдруг почему-то стали вызывать чувство омерзения, в чём он, правда, не признавался никому, даже своей жене. Однако какое-то время Андрона не отпускали на фронт. И он продолжал тянуть лямку невольника. Потом из райкома поступило распоряжение: отправить председателя Корсакова на войну, а на его место (если нет подходящей кандидатуры), заступить ему, Андрону. Но от этого жребия он с радостью отмахнулся, вспомнив, что Макар Костылёв работал в колхозе конюхом, а на войну его почему-то не отправили. И теперь для него он был спасением…