Борис Бужор - Без происшествий

Небольшая душная аудитория. Убеленный сединами профессор неодобрительно щурится на легкомысленные солнечные пятна, надувает дряблые щеки, тем самым прибавляя себе лишних лет пять к и без того почтенному возрасту. Белоснежные манжеты и воротничок, рубашка аккуратно застегнута на все пуговки. Узловатые пальцы еще раз бережно пробегаются по экзаменационным билетам, разложенным на столе. Долговязый студент уверенно протягивает зачетку, слегка приподнимает один билет. Не переворачивая, кладет назад и тут же, не медля ни секунды, берет другой. Не меняя брезгливого выражения лица, профессор равнодушно следит за этими манипуляциями. Студент вчитывается в вопросы: «Фома Аквинский и его доказательства бытия Бога», «Абсолютизм Гегеля». Пауза. Студент хмыкает, словно говоря: «знаю». Профессор жестом предлагает ему садиться за свободный стол.

Листок, ручка; ответ выстраивается по заранее намеченному плану. Немного биографических сведений, пара-тройка дат, затем, собственно, суть и содержание философских идей.

За соседним столом потеет одногруппник, он пытается по-тихому что-то выспросить, но долговязый не желает отвлекаться. Он вообще не любит кому-то помогать на экзаменах – это сбивает и может навлечь гнев преподавателя. Не то чтобы студент очень этого боялся, просто считал, что каждый должен выкручиваться сам. Ну вот, потерял мысль. Надо бы цитатку ввернуть. «Любить кого-нибудь означает желать этому человеку только добра». Не в тему, но сказать все равно можно, это только украсит ответ.

Первый незачет. Одногруппник демонстративно хлопает дверью. Ага, а вот и наш черед.

Студент спокойно проходит по аудитории, садится напротив преподавателя, кладет перед собой исписанный лист.

– Пожалуйте ваш билет. Можете начинать.

Студент глубоко вздыхает, усаживается поудобнее и приступает. Четкие формулировки, правильно выстроенные фразы. Профессор благосклонно внимает:

– Теперь о космологическом доказательстве.

– Да-да, – подхватывает студент и продолжает.

– Известно, – старичок профессор делает доброжелательное лицо, и студент понимает: вопрос, который сейчас последует – не повод снизить оценку, – что Канту приписывают шестое доказательство Божественного бытия. Согласны ли вы с ним?

Для студента это «шестое доказательство Канта» мелькнуло очередным занимательным фактом, который стоило запомнить, чтобы при случае блеснуть в «умной» беседе или на том же экзамене. И теперь, стараясь угодить чудаковатому профессору, студент разливается соловьем. Он умело жонглирует философскими понятиями, рассуждая о «морали» и «нравственности». Слова даются ему легко, красивые, ничего не значащие слова. Он как никогда вдохновлен и раскован. Профессор неожиданно для студента пускается в рассуждения:

– Замкнутость пространства – не проблема, если видеть во всем бесконечность. Ощущение бесконечности, как многие считают, и рождает в нас веру. Если хотите, в самом человеке сосредоточено все – бесконечность, Бог, добро и зло. В нем сокрыто гораздо больше, чем принято считать. И все известные доказательства – лишь порождение бесконечности идеи человеческой…

Студент поддакивает, особо не вслушиваясь – за порогом аудитории томится лето, стучат каблучки, отличная оценка в кармане, хорошее настроение обеспечено – зачем ему эта старческая болтовня? Увлеченно жестикулируя, кивая самому себе седой головой, профессор что-то говорит, говорит…

Минут пятнадцать спустя долговязый студент вальяжно покуривал у входа, рассеянно отвечая на традиционное: «Ну как, сдал?». Хихикали первокурсницы, слизывая с пальцев растаявшее мороженое. Недалеко на стройке вколачивали сваи, подъемный кран тащил вверх бетонную плиту, а внизу, воздев руки, как шаман, стоял рабочий в ослепительно оранжевой каске.

Ты слышишь шаги и просыпаешься. Смена идет. Квас спит как убитый, ты легонько толкаешь его в бок. Щуришься, вглядываешься в лица, обмениваешься коротким рукопожатием. Обратный путь. В воздухе висит водяная пыль. У центральной калитки дожидаешься остальных. Они задерживаются – наверно, заговорились со сменщиками. Нестерпимо холодно после сна, даже такого недолгого. Трясутся руки. Ты с трудом закуриваешь. Из-за поворота появляется Степа, за ним – сгорбленный Макар на своих ходулях. Последним ковыляет Зоги, вид у него совсем жалкий.

У входа в казарму – пунцовый лоскут с белыми буквами: «Воин, гордись службой».