Борис Бужор - Без происшествий

Себе Гусар не оставил ни одного.

Мысли идут своим чередом. Ты облизываешь разбитые в недавней стычке губы и думаешь, что все могло быть и куда хуже. Вот линейная рота, например – семьдесят солдат-стрелков, вечно бухие взводники, контуженый замполит и ротный, которого из штаба полка выперли все из-за той же пьянки. Недавно на вечерней проверке кто-то толкнул кого-то из другого взвода… и понеслось. Стенка на стенку, дежурный в растерянности. Там, в «линейке», говорят, до какого только маразма не доходит. Одному перед патрулем дежурный подкинул шоколадную конфету, сам же ее нашел во время обыска и поставил пацана на деньги, чтобы замять вопрос о «злостном нарушении устава». Верить в это или нет, ты так и не понял. Хотя нечто похожее случалось и с тобой. Раз в патруле ты присел на какие-то плиты и не заметил, как вырубился. Нелегкая принесла кинолога с проверкой. Он катил на велосипеде, рядом бежала собака – немецкая овчарка. Ей было все равно, а вот прапор так надрывался, что хоть самого на цепь сажай. Рыча беззубым ртом и сверкая лысиной, «собачник», не церемонясь, потребовал, чтобы ты, предатель и дезертир, зашел к нему после смены. Что это значит, тебе уже рассказывали. Отстегнешь товарищу прапорщику сотку-другую с зарплаты, и никто ничего не узнает. Ты уперся. Чуда не случилось, начальнику роты донесли, и он лишил тебя зарплаты полностью.

Что-то подступает к горлу, то ли тоска, то ли тошнота от уставных сигарет. Дождь все не кончается, даже не верится, что уже декабрь.

Первый снег выпал в конце ноября. Погода, казалось, окончательно установилась, ударили нешуточные морозы. В один из таких пронзительно-белых, морозных дней по прихоти старшины был устроен внеплановый «подрыв». Как потом выяснилось, ничего общего с боевыми учениями он не имел, и командование штаба чересчур ретивого старшину по головке не погладило. Но это было потом, а тогда… Суета и давка в КХО, кто-то что-то забывает, возвращается обратно, перекрывая и без того узкий проход к пирамиде, кто-то с грохотом роняет автомат. Столпотворенье, мат, окна в спешном порядке закрываются темными шторами. Ты выскочил на плац в расстегнутом бронежилете, в перекошенной «сфере», с пулеметом, подсумками для магазинов и гранат, восемью магазинами, лопаткой, противогазом. По свежему снегу тянулись цепочки следов. Вы построилась по взводам, в колонну по три человека. Ты, как и полагается старшему стрелку, стоял впереди. Квас тогда был в тревожной группе, группе захвата, он бегал с листком и ручкой, пытаясь подсчитать пулеметы и автоматы, и чертыхался. Ты смотрел на угрюмые, заспанные лица и вдруг с предельной ясностью осознал, что если бы тревога была боевая, всех бы давно перестреляли. Стало как-то по-детски, до слез обидно.

Старшина все не выходил. Магазины выскальзывали у тебя из-под кителя. Ты стоял, как и другие, как и все. Дальнейших приказаний не следовало.

Сыпал мелкий хлесткий снежок, руки немели от холода, ты уже с трудом удерживал скомканные подсумки. По шеренгам прокатился гул возмущения. Где он, тот, кто дал команду «Сбор»? «Завтракает», – последовал ответ.

Время шло. Коченея на ветру, ты представлял, как старшина сидит в теплом кабинете, не спеша пьет чай, мечтает о премии. Рано или поздно он, конечно, появится. Пройдется вразвалочку вдоль строя, нахмурив клочковатые брови, окинет суровым взором замерзших солдат и презрительно хмыкнет, вот, мол, щенки, учить вас надо. Потешит уязвленное самолюбие недоофицера, не сумевшего пролезть повыше.

Но в тот день все сорвалось. Назар, стоявший первым в колонне, молча направился в казарму, остальные последовали за ним. Послышались крики «Заходим!». Сержанты не стали никого останавливать, лишь напомнили, чтобы при входе брали автоматы за цевье.

Ты был почти у самой двери, когда те немногие, кто успел зайти внутрь, повалили назад. Орал, размахивая кулаками, разъяренный прапорщик. Самому высокому впереди влетело в «сферу», кому-то с ноги в броник. Все высыпали на плац, снова построились в три колонны.

– Какая сука тут раскомандовалась, а?

Оглушительная тишина в ответ. До звона в ушах, до тошноты. Генеральский взор старшины остановился на Назаре. Он, сидя на корточках в снегу, безуспешно пробовал одновременно подобрать саперную лопатку, не уронить подсумок и не дать противогазу соскочить с плеча. Старшина пнул Назара, пытаясь сбить его с ног, но тот только бросил лопатку и противогаз. Удар в лицо, еще и еще.

– Что!? Свободу почуяли? – скалился старшина, все молчали. Ты тоже молчал, хотя стоял совсем рядом.