Борис Бужор - Без происшествий

– Патруль вышел, – сообщаешь ты в трубку возле калитки.

– Хорошо, – голос оператора доносится как с другой планеты. Кажется, что вас разделяют сотни километров.

Периметр. Вы становитесь в ряд у контрольно-следовой полосы, справляете малую нужду. Традиция есть традиция, а потом ты и Квас поворачиваете направо, Степа, Макар и несчастный Зоги – налево. Он на ходу поправляет китель и бушлат, кое-как перехватив их ремнем.

Четыре часа наедине с собой. Четыре часа можно никуда не торопиться, перебрасываться с Квасом ничего не значащими фразами. Или просто молчать. Молчать и думать. О чем? Настоящее и ближайшее будущее, по сути, ничем друг от друга не отличаются. От них уже и так с души воротит, голову еще себе забивать… А то «прекрасное далеко», которое ждет тебя там, после дембеля, так прекрасно и так далеко, что, кажется, тебя и вовсе не касается.

Такие вот дела. Остается прошлое. Сразу вспоминается обычный вроде бы армейский треп, чей-то вздох, дескать, вот житуха была на гражданке, Степин веселый басок: «Ну-ка, колись. Давай, не жмись, поведай боевым товарищам, на какой такой гражданке тебе так хорошо жилось?»… Кроме шуток: самыми искренними, редкими, а потому особенно памятными были такие вот разговоры «за жизнь», когда каждый возвращался к тому, что здесь называют «до армии»… Мыслями о том, что будет дальше, как-то не принято было делиться, да и когда оно еще наступит и каким будет, это неведомое «завтра».

Ветер пробирает насквозь, как будто от одной пуговицы бушлата до другой так же далеко, как отсюда до дома. Автомат то и дело соскальзывает с плеча, ты вешаешь его на шею и крепко сжимаешь руками. Впереди двадцать четыре километра – двенадцать туда, двенадцать обратно. Раз-два, Раз-два. А ведь было когда-то: костер, друзья – приятели, жаркий полуобморочный август. Она неправдоподобно воздушна. Раз-два, раз-два. Очень приятно – взаимно. Прическа-одуванчик, джинсики, маечка, кеды на босу ногу. Раз-два, раз-два. Ты как никогда вдохновлен и раскован. Раз-два.

Квас неожиданно спрашивает:

– Ты чего?

А ты в ответ:

– Задумался. Доставай.

Квас ловко скидывает автомат, снимает коробку и вынимает спрятанную под возвратный механизм зажигалку. Ты в свою очередь лезешь в подсумок, находишь заветную пачку. Закуриваешь и прикрываешь сигарету ладонью.

Слова тогда давались тебе легко – красивые, ничего не значащие слова. Ты балагурил. Она с готовностью улыбалась каждой твоей шутке. И было, было… Квас натужно кашляет и сплевывает желтый комок себе под ноги.

– На гражданке я б такое сроду курить не стал, – комментирует он.

Ты оглядываешься на напарника – лысого, со шрамом на лбу. Как же не похож он на беспечных пацанов из того лета, как же ты сам не похож на себя тогдашнего.

Август выстилал дороги горьковатым дымом далеких торфяных пожаров, звездами, яблоками. Вы бродили по старому парку… столетние тополя, вязы… шуршали до времени опавшей листвой… и засыхающие яблони. Ты подобрал с земли восковое крутобокое яблочко, потер его об рукав рубашки и с хрустом надкусил. Рот заполнила тягучая кисло-сладкая свежесть. Ты подбросил яблоко в воздух – сверкнула белая сахаристая мякоть – и ловко подбил его носком ботинка. Зеленый мячик прошелестел в листве и упал в траву.

Затяжной сигнал нарушает тишину, ты, кажется, даже заснул на ходу. Такое уже бывало. Ты снимаешь с ремня телефонную трубку и подключаешь ее к металлической коробке извещателя. Дождавшись голоса оператора, отвечаешь:

– Товарищ оператор, в патруле без происшествий, старший патруля ефрейтор…

– Ты куда пропал?

– Никуда, – ты невозмутим, – извещатели ж не все работают.

– Давай второго!

Ты протягиваешь трубку Квасу, тот морщится и нехотя докладывает:

– Младший патруля рядовой Кваснов, – отключает трубку. – Прапору хорошо, жопу пригрел, а нам тут втухай под дождем. Какой смысл то и дело трезвонить, куда мы, на хрен, денемся с подводной лодки?

Побег с периметра – дело, конечно, гиблое. Полк поднимут по тревоге, все пути перекроют. Только вот ополоумевший солдатик с боевым оружием в руках и за короткое время может таких дел натворить, что чертям тошно станет. Так что, товарищ прапорщик, торчите в своей дежурке, каждые пятнадцать минут получайте доклад о том, что «в патруле без происшествий»; потерпите еще годок-другой, а там, глядишь, и долгожданная пенсия.

То зеленое крутобокое яблочко неожиданно вспомнилось тебе с месяц назад на затянувшихся разведучениях. Заканчивалась вторая неделя полевого выезда. Машина за вами почему-то не пришла, оставалось переждать еще одну ночь. Животы подвело от голода. Взводник достал из вещмешка яблоки и, по-братски поделив на всех, роздал их вместо ужина. «Ешьте, ребята, ешьте», – приговаривал он, словно речь шла не о маленьких сморщенных яблоках, а о чем-то очень важном.