Валериан П. - Такая вот жизнь, братец – 2. (Записки «Шестидесятника»)

– Жалеешь, что вернулась? – спрашиваю я. – Наверно, не прочь ещё раз попробовать? —

– Ой, нет, – отзывается Вера, – я тогда просто умру.

– Давай, умрем вместе, – шепчу я ей на ухо и кусаю за мочку. Она тихо взвизгивает, и рука ее тянется к моему одиноко торчащему члену.

– Смотри, какой неуемный, – зажав его в руке, шепчет Вера, – мы про него совсем забыли и он, наверно, злится.

– Не то слово, – отвечаю я ей в тон, – он просто вне себя от ярости.

– Надо мне его как-то умаслить, – с нежностью замечает Вера, тихонечко мастурбируя член в кулаке.

– Вот и умасли, – отзываюсь я. – Где у тебя масло?

– Да? – спрашивает Вера и смотрит на меня сияющими глазами. Увидев в моих глазах согласие, она встает с кровати и, сбросив с себя юбку, остается в расстегнутой блузке. Я замечаю, что у нее ярко-рыжий аккуратно постриженный лобок. Мне хочется зарыться носом в эту рыжую поросль. Я улыбаюсь и засовываю свои ещё липкие пальцы в рот, как бы показывая ей, что у меня сейчас в мыслях. Её лицо тоже расплывается в улыбке и. перекинув через меня ногу, она усаживается мне на чресла, от чего пружинная сетка кровати проваливается вниз.

– Возьми подушку, – говорю я и, выдернув ее из-под головы, подаю ей. Она подкладывает ее мне под поясницу и, устроившись у меня на чреслах, вводит член во влагалище. Я чувствую, как он легко проскальзывает внутрь и как ему хорошо там. Некоторое время Вера сидит на мне, не шевелясь, всем своим существом вбирая в себя ощущения. Потом, как бы примеряясь, начинает двигать пелвисом, потом откидывается назад, ещё глубже вгоняя в себя пенис, и вдруг глаза ее широко раскрываются и на лице изображается выражение такого блаженства, как если бы она увидела перед собой нечто в высшей степени приятное.

– Боже мой! – восклицает она. – Это просто невыносимо хорошо! – и с этими словами она валится мне на грудь, чуть не выпустив из «кискит» источник ее наслаждения. Опомнившись, она тут же выпрямляется и, оперевшись руками о края кровати, начинает ритмично вращать пелвисом, сладко жмурясь всякий раз, когда член достигает в ней определенной точки. Движения ее становятся все стремительнее и хаотичнее, и мне кажется, что член мой все глубже и глубже проникает в ее недра. На лице ее печать невыразимого блаженства. Она раскачивается из стороны в сторону, пока, наконец, оргазм опять не опрокидывает ее навзничь, при этом мой пенис со смачным звуком выскакивает из ее «киски»; весь красный, мокрый, со струйкой спермы, стекающей по головке, он торчит, словно кусок резинового шланга из асфальта.

– Твою мать! – вырывается у меня. – Не могла подождать!

Мое ругательство мгновенно приводит ее в чувство, она резко садится на кровати и смотрит на меня с отчаянием, которому нет границ.

– Что я наделала?! Тебе плохо? – вопрошает она.

– Да, ничего, – отвечаю я с наигранной хмуростью, – не дала мне кончить , вот и все.

Мне приятно быть грубым, отмечаю я про себя, мне приятно оттого, что я могу называть вещи своими именами. Может быть, впервые за много лет я чувствую себя по-настоящему мужчиной, мне не надо подыгрывать женщине, не надо лебезить . Вера это тоже мгновенно понимает. И она мгновенно перестраивается.

– Что мне делать, Ва-чка! Скажи, как мне сделать, чтобы тебе было хорошо.

Эти слова для меня лучше всякого бальзама. Значит, ты чувствуешь себя виноватой? Что ж, тем хуже для тебя, мелькает у меня в голове.

– Ничего, – говорю я вслух. – Только в следующий раз жди, пока я не кончу.

Вера послушно кивает головой и опускается на колени.

– Прости меня, – говорит она, умоляюще глядя на меня. – Ты простишь?

– Я-то прощаю, – я чувствую, как бес во мне вновь поднимает свою голову. – Да, вот, простит ли он?

И я показываю глазами на пенис.

– Он? – недоумевающе переспрашивает Вера и тоже переводит взгляд на мой член. – Бедненький, – восклицает она, пододвигаясь к нему на коленях. – Ну, хочешь, я его поцелую?

– Нет, не надо, ради бога, сейчас он очень чувствительный.

– Ну, последний раз, чуть-чуть, можно?

И не дожидаясь ответа, она склоняется над моим сморщенным отростком и целует его в районе уздечки. – Прости меня, я не хотела тебя обидеть, – говорит она, обращаясь к члену, и снова целует его. – Ммм, солененький! – вдруг восклицает она и, причмокивая от удовольствия, принимается лизать безжизненно лежащую плоть.

– Не надо, – слабо протестую я, чувствуя новый прилив желания. – Не надо, я не могу больше.