Като берет обеими руками его свободную от сигареты руку и целует ее.
– На тебя никто не может быть похожим, ты такой один замечательный неповторимый…
Он улыбается и стряхивает пепел с сигареты.
– Не придумывай. У него было такое широкое уверенное лицо, а она мне показалась такой же… безразличной ко всему, – он отводит глаза и бросает сигарету, наступая на нее носком кроссовка, как будто хочет потушить не окурок, а огонек ревности и злобы, вырывающийся из глубины души. – Рождаются же такие лишние люди, как я, да?
Като тянет его за рукав изо всех сил.
– Марк, послушай меня внимательно! Ты не лишний человек, ты мой человек. Всегда им был и навсегда останешься, хочешь ты этого или нет. Так будет всегда.
– Моя Като, зачем я тебе?
– Глупый! Я же люблю тебя до потери пульса, сознания и всего, что у меня есть. Ты же это знаешь?
Марк кивает.
Они возвращаются домой к трем и готовят себе обед. Марк так весь напряжен и сосредоточен, что Като то и дело кажется, что он решает в голове какую-то сложную математическую задачу, к которой он забыл формулу.
Марк потягивается, взмахивая руками по кругу вперед и назад, приближаясь к кухонному окну.
Като подходит к нему сзади и прислоняет к стеклу салфетку с парой синих строк, выведенных ее витиеватым подчерком:
«Ты мне очень нужен».
Марк прижимает салфетку к окну рукой и тыкается в стекло лбом. Като убирает руку и обнимает его сзади за плечи.
– Зачем я тебе сдался, моя Като?
– Для опытов.
– Опытов?
– Ну, да, для опытов надо мной. Кто-то там проверяет меня на прочность – сколько еще она сможет от него вытерпеть, а как еще она может жить, а как он изведет ее, и чем это всё закончится. Знаешь, как в бесконечном бразильском сериале про какого-нибудь Дона Карлоса и Хуаниту.
– Да, тебя там кто-то сильно любит, раз послал меня, – он поворачивается к ней, пряча салфетку в кармане джинсов.
– Знаешь, родной, мне кажется, ты всегда был со мной. Всегда был частью моей жизни. Глупо звучит, знаю, но я хочу, чтобы ты услышал это от меня, потому что это важно…
Он поправляет ей волосы, пряча выбивающуюся прядь за ухо, и проводит рукой по щеке, оглядывая ее лицо так, как скульптор смотрит на свою готовую работу, не находя ни одного изъяна и не веря, что сам создал скульптуру, высвобождая ее из мрамора.
– Не помню, чтобы ты когда-то говорила что-то глупое или неважное для меня.
– С того самого момента, как я увидела тебя, я не просто влюбилась, я поняла, что пропала, потому что той прошлой моей жизни, жизни без тебя, ей пришел конец. Меня той тоже уже не было с того момента, как я посмотрела в твои глаза. Ты молниеносно весь стал частью меня…
– Как будто тебя всю подняли и высоко подбросили?
– Похоже.
– Как две части мозаики, идеально подходящие друг другу…
Като прижимается к нему, и Марк обнимает ее.
Следующие две недели проходят для них как во сне – Марк постоянно звонит ей, встречает после работы на своем черном Volvo и снимает квартиру недалеко. Все похоже на сказку, но что-то в нем ее тревожит, а открыто спросить она не смеет.
Наконец, ей на электронную почту приходит сообщение о получении визы. Они бронируют гостиницу недалеко от станции Виктория.
Оба в восторге от Лондона, его улиц, двухэтажных красных автобусов, многонациональной толкучки, в которой каждый уважает других, красных телефонных будок, которыми уже никто не пользовался годами.
Всё это всплывает как из какой-то детской фантазии.
В первый день они направляются в музей Виктории и Альберта, потом в Музей Естествознания. Всё кружится и вертится у них перед глазами.
Като привозит с собой книгу Генри Мортона и то и дело зачитывает Марку отрывки о тех местах, мимо которых они проходят.
Она уговаривает его подняться на Монумент.
– «На трех сторонах его выбиты надписи-обращения, а четвертую украшает аллегорический барельеф. На нем изображена женская фигура, олицетворение лондонского Сити. В печали и тоске сидит она среди развалин города», – зачитывает она ему отрывок и смеется при виде Марка. Он смотрит наверх, припустив очки одной рукой.
– Туда поднимаются?
– Да, 311 ступеней и всего четыре с половиной фунта. Погнали?
– Ты смеешься, да?
Като качает головой и волочет его наверх.
От бесконечной спирали, темного узкого прохода ему нехорошо, но и остановиться он не может. Поддерживая Като, которая легко взмывает вверх, ему кажется, что вся эта спиралевидная лестница похожа на ДНК.
Читать дальше