Тери Ежова - Амцилла держит слово. Final

Като высвобождается из его объятий и встает. Она открывает окно и вдыхает свежий прохладный утренний воздух.

– Марк, это сложно. Понимаешь?

Он садится, положив локти на колени и манерно свесив кисти рук.

– Прости меня, моя Като.

В дверь несколько раз стучат, и они слышат мамин звонкий голос.

– Дети, завтракать!

– Идем, – хором отвечают они.

Като смотрит на Марка, который, прищурившись, то и дело играет своими тонкими пальцами, как будто создавая новую мелодию, скользя по только ему видимым клавишам.

– Я так рада, что ты приехал, что ничего не хочу вспоминать. Ты мне так нужен, так нужен.

Марк встает и подходит к ней.

– Ты знаешь, я так хорошо не спал уже давно.

– Год?

– Год. Целый год бессонных изматывающих ночей.

Она проводит ладонью по его голове, утапливая пальцы в его волосах.

За завтраком они все вчетвером то и дело хохочут, то Елена Сергеевна вспоминает с каким ужасом увидела Марка на кухне вчера вечером.

– Первой мыслью было – «Като убьет».

Потом папа вспоминает свои бесконечные военные истории, то Марк рассказывает, как они записывали песню-хит безголосой дочки губернатора.

– Всё я больше не могу, хватит, дайте позавтракать спокойно, – рискует вмешаться Като, но Марк забирает у нее чашку с чаем и принимается туда макать печенье.

Наконец, все мало-мальски успокаиваются, и мама идет звонить брату, чтобы понять, кто куда сегодня едет.

Папа храбро берется мыть посуду, а Като меняет воду в розочках и посылает Марка в душ.

– Он тебя любит, – полушепотом говорит ей папа, убедившись, что Марк ушел в ванную и закрыл за собой дверь.

– Хочется верить, папуль, но у него это странно получается. Мне кажется, что так не любят, – она с досадой качает головой.

– Любят так, как умеют, Катюш. Я, конечно, старый военный дурак советской закваски, но он настолько трепетно к тебе относится, что просто боится навредить тебе, когда его несет. Он отгораживается от тебя огромной стеной, оставляя в ней такие большущие бойницы, чтобы видеть тебя, что само это сооружение ни стоит и ломаного гроша. Ты ведь это понимаешь?

– Ты прав, наверное, но только у меня такое чувство, что в крепость сажает он меня, обрекая на полное одиночество и смерть от тоски по нему… ну да ладно. Спасибо тебе, – она чмокает папу и уходит в комнату.

Мама договаривается о том, что они с папой сами поедут к ее брату в гости, чтобы попробовать хоть как-то помочь ему с женой немного поладить.

– Вы ведь скучать не будете без нас, да? – уже натягивая плащ, Елена Сергеевна кивает Като с Марком.

Те дружно говорят, что скучать не будут, потому что в холодильнике полно еды, а в отсутствие родителей телевизор никто не ограничивает.

– Обещаю отвезти эту зелень гулять, – выслуживается Марк.

– Было бы здорово, она почти не выходит. До работы и домой, так что прогулка обязательна, – чеканит мама и закрывает за собой дверь.

– «Зелень»? – Като обижено надувает губки.

– Бледная какая, это же невозможно! Так и заболеть недолго! Давай одевайся, и пойдем гулять в лес!

– В лес?

– Ну, в парк, что тут поблизости без выхлопных газов и прочего. Кому сказал, одеваться!

На улице чудесно. Последние кусочки снега находят приют в тени домов и деревьев. В небе то и дело раздается щебетанье каких-то невидимых птиц. Като берет Марка под руку.

Она набирается храбрости задать ему один вопрос, который долго формулировала у себя в голове.

– Ты не обидишься на меня, если я спрошу у тебя о твоей семье. Ты никогда ничего не говоришь о своих родителях, но если тебе не хочется…

– Детка, перестань. Тебе это важно, значит, я не могу игнорировать. Что конкретно тебя интересует? Родители?

Като неуверенно кивает. Ей нравится, что Марк уважительно отнесся к ее любопытству, но она боится, что этот разговор ему неприятен.

– Так вот отца я не помню. Мама как мама. Родила меня в семнадцать лет, отправляла на все выходные к бабушке в Сергиев Посад. Вышла замуж, когда мне было шесть. Я жил у бабушки, там ходил в школу. Мать видел всё реже. У меня появились брат и сестра, но я их не видел… В общем всё до тошноты тривиально. А потом я поступил в балетную школу, хотел танцевать, потом рисовал, потом увлекся пианино и синтезатором, подрабатывал где мог …чего только не было. Кого только не было.

– Марк, прости меня.

– Да ладно, я с твоими же дружу, а моих ты в глаза не видела.

– Ты не пробовал наладить с ней отношения?

– Когда бабушки не стало, она приехала на один день. Мне было уже семнадцать… В последний раз я маму видел где-то два года назад. Она шла по Волхонке вместе с молодым человеком, моим братом, скорей всего. Он был выше нее головы на две. Я шел прямо на них, а они обошли меня с разных сторон и вперед по делам. Мне только показалось, что брат на меня совсем не похож, – Марк замечает, что стал больше жестикулировать, и закуривает.