Тери Ежова - Амцилла держит слово. Final

«Может быть, он косит, или смотрит на кого-то кто рядом с ней», – тянет она мысль своих рассуждений, пока медленно поворачивает голову влево, чтобы посмотреть, кто сидит рядом. Это старичок, со всей возможной степенью политической корректности, лет восьмидесяти, мирно спящий и громко посапывающий. За ним сидят несколько молодых женщин с оранжевыми пакетами из ГУМа.

Когда она снова смотрит впереди себя, то не без ужаса чувствует, что желтая угроза повисает на поручне, справа от нее, совсем рядом.

Она скользит рукой по крышке ноутбука и захлопывает его громче, чем хотелось бы.

«Что же это такое?» – мелькает у нее в голове, и она смело смотрит наверх.

Ей кажется, что в его карих глазах сверкает молния, и она тут же слышит раскат грома прямо у себя в голове, из которой, кстати, мгновенно исчезают все мысли. Всё, что там было до того, как она посмотрела в глаза этому «василиску».

Ее всю обдаёт жаром и холодом одновременно. Она всё смотрит и смотрит в эти бездонные пропасти его глаз, которые немного сужаются. Она скользит вниз по его лицу и видит, что его губы начинают расплываться в улыбке, рождая лучики морщинок по краям глаз.

«А еще у него едва заметные ямочки на щеках», – высказывается её подсознание.

Она виновато опускает голову, и, чтобы отвлечься, начинает запихивать компьютер обратно в сумку.

Желтый шар, к её ужасу, вдруг быстро опускается на корточки, прямо перед ней, и она снова оказывается под невыносимым гнетом этих глаз, а, следовательно, она опять рискует перестать думать вообще.

– Тебе говорили, что описывать людей в метро негуманно? – довольно громко шепчет он.

Она смотрит ему прямо в глаза и, не контролируя свою мимику, широко улыбается. Она почти хохочет.

Уловив истерические нотки в своем настроении, она поднимается, хватаясь за сумку обеими руками.

– Позвольте, пожалуйста, – как можно серьезнее произносит она, пытаясь пробираться к выходу, обходя желтый шарик стороной.

«А он симпатичный… вот поэтому ты и убегаешь», – проскальзывает у нее в голове.

Стоя у дверей, она и понятия не имеет, какая будет станция. Оказывается «Красные ворота». «Ничего подожду следующий поезд, время до электрички есть».

Она облегченно выдыхает, когда открываются двери, немного отходит от начала вагона и встает, поправляя сумку.

«Желтая куртка» выходит за ней.

Она следит за ним краем глаза: он стоит лицом к ней. Между ними пара метров, не больше. Наконец, он подходит к ней.

– Ты вышла из-за меня?

– Нет, просто этот поезд дальше Комсомольской не идет, – говорит она, не смотря на него, обрадовавшись удачно найденному объяснению.

– Хорошо, а то я подумал, что напугал тебя.

– Нисколько, – хмыкает она, вся поджавшись.

– Вот мой мобильный. Меня зовут Марк, а тебя? – чеканит он, протягивая ей цветную карточку.

– Катя, – сомневаясь, отвечает она и неуверенно берет его визитку.

– Тебе больше подходит Като. Буду звать тебя Като, ладно?

– А мне больше нравится Фарух.

– Нет, Фарух тебе не подходит!

Они оба прыскают и хохочут на всю станцию.

Он садится вместе с ней на поезд.

– А почему такое имя чудное, Фарух?

– Первое что пришло в голову – недавно смотрела кусочек из балета с Фарухом Рузиматовым. Вот и выстрелило.

– Значит, любишь балет. Мне тоже балет нравится. Можно будет сходить как-нибудь на что-нибудь, – он вопросительно смотрит на нее.

– Можно, – улыбается она в ответ.

За стеклами дверей уже показываются своды Комсомольской, и Като нерешительно топчется. «Как обычно, выглядишь наиглупейшим образом».

– Я выхожу. Пока.

На его щеках уже сильнее обозначаются ямочки.

– Ты и здесь будешь следующего поезда ждать, или на вокзал идешь?

Она кивает, чувствуя, как ее всю бросает в жар. «Как-то я отвыкла от приставаний и ухаживаний».

Марк едет к другу в Щелково, поэтому им и здесь оказывается по пути. Они болтают обо всем, много смеются, но самое главное, они договариваются о следующей встрече.

В окне поезда мелькали дома, дороги и люди. Цветные и черно-белые картинки быстро сменяли друг друга. Поезд мчался мимо, а там продолжалась жизнь своим чередом. Кто-то просыпался, кто-то уходил на работу. Всё продолжалось без начала и конца.

Ровными вертикальными полосками сменяли друг друга белые березки и черные засмоленные столбы электропередач.

Всё продолжало жить там, а поезд мчал ее мимо, дразня и укачивая.