Евгения Янова - Последний день воскресенья

– Круто было бы снять сериал, – задумчиво и уже вслух подумала Ева.

– Сценарист должен хорошо питаться! А бутылка пива заменяет два бутерброда! – на этих словах молодой человек откуда-то вытащил открытую пачку соленых палочек.

«И все-таки, как правильно „о чем-то“ или „про что-то“, ведь и так, и так говорят» – не переставала мучить себя вопросами Ева. «Интересно, что я сижу здесь уже вон сколько времени, а он так и не спросил меня, о чем я думаю».

– Как думаешь, может попробуем открыть окно?

– Да, лето же в конце концов.

Лето пахло пылью и асфальтом. И бесконечным разочарованием. Потому что целый год она ждала лета, перемен, небывалых приключений. А теперь она просто сидела в тесной квартире с каким-то непонятным человеком в ожидании других непонятных людей. Ей не очень-то хотелось именно понимать. Просто немного более интересных деталей бы не помешало.

Через открытое окно влетал запах возможной розы под окном, на которой сидела возможная коричневая бабочка. Красивая бабочка. Бабочки, на самом-то деле и, если хорошо задуматься, всего лишь обман. Это такие же гадкие насекомые, как и тараканы. Просим заранее прощения у всех любителей и обожателей и защитников прав тараканов. Что никак не меняет ситуации с тараканами, которые по всем объективным причинам, как-то: они уродливые и гадкие – совершенно омерзительные живые существа. Только то, что это живые существа, не позволяет всем остальным живым существам объявить их неприемлемыми и уничтожить. Даже Машенькам не позволяет.

А бабочки самодовольно думают, что раз они сделали себе прическу и макияж, намалевали каких-то там кружочков на крыльях и весело так порхают с одной очаровательной розы на другую, то все должны быть от них в восторге и падать к их маленьким волосатым лапкам. Однако к удивлению и недовольству этих коварных существ, мы-то с вами знаем правду. И не поддадимся на уловки гусениц, которым в один прекрасный день приходит в голову идея внезапно окуклиться. И превратиться из гадкой гусеницы в прекрасную бабочку, передразнивая гордых и гораздо более вкусных птиц из детских сказок.

Про вкусных, конечно, у каждого свое мнение. Утка, например, однозначно вкусная, тут и двух мнений быть не может. А лебедей, вероятно, не очень законно употреблять в пищу. Они же такие красивые, изящные. И песни поют. Хоть иногда. Пусть хоть и раз в жизни. Но зато как!

Всем этим пахло из открытого окна. Слишком грязного, чтобы увидеть и розу, и бабочку, и утку, и лебедя, и таракана, если по какой-то случайности они бы даже собрались все вместе с флажками и дудками на какой-нибудь ежегодный митинг, скажем, против или, скажем, за.

Деревянная рама постоянно так и норовила поглотить полностью тоненький старенький тюль. Тюль не очень сопротивлялся, скорее всего из-за старости. Молодой человек жевал соленые палочки и в уме прикидывал ставки на победу оконной рамы. По всему выходило, что он выигрывал у себя кругленькую сумму. Молодой человек не был азартен, скорее наоборот, поэтому не отважился держать пари с самим собой. Ему была неприятна мысль проиграть себе. Он представил, как каждый день перед сном ему будет являться он и гнусно хихикать, намекая на его проигрыш себе.

«Это самый унылый день в моей жизни» – начала ныть про себя Ева. «Я не знаю, где я, я не знаю этих людей, я не знаю, что мне нужно делать дальше. Неужели так сложно повесить везде таблички типа „Вам туда!“ или „Ева будет жить здесь“ и „Обед выдают прямо по коридору за красной дверью с часа до двух“. Ну сколько могут стоить такие таблички? Да нисколько, достаточно же их просто от руки на бумажке написать, и все будет понятно. Стрелочки бы хоть повесили. А теперь я сижу здесь. И ничего не происходит. Ровным счетом ничего. Отвратительное ничего».

– Сегодня ничего не произошло, – сказал молодой человек.

– Я виню в этом всех, кто здесь живет. Почему, почему тут все такое непонятное? Почему новичкам должно быть трудно? Почему мы должны сами каким-то никому не ведомым образом выяснять, что должно происходить с нами дальше? Что мне делать? – Ева еле заметно переходила на крик, ее щеки краснели, будто в них сосредотачивался весь вишневый сок, что она пила. Ее голос был чуть более несчастным, чем он привык быть, и это никому не нравилось. Молодой человек не знал, что ответить, но очень не хотел, чтобы Ева была громкой или непонятной.

Текст предоставлен ООО «ЛитРес».