Оксана Кириллова - Листы картона

Мальчик кивнул и тоскливо скользнул взглядом мимо матери. Он смотрел на дверь своей комнаты. Как было бы здорово уединиться и посмаковать этот уютный вечер, подумать еще немного обо всем, что Она ему сегодня о себе поведала. Единственный друг, Евгения Семеновна сыграет важную роль в его жизни – это предчувствие не покидало Тихона.

– Сколько ей лет? – строго спросила Елена Анатольевна.

– Какая разница, мам? – Ирина ответила вместо мальчика.

– Может, она вызывает у него влечение.

– Что за чушь!

– Или она его уже совратила?

– Мама, это бред!

– В любом случае учительница не должна быть другом подростка.

Елена Анатольевна всегда знала правильные ответы. Но Тихон не боялся неправильных и тихо повторил:

– Евгения Семеновна – мой друг.

Все началось с замечания о моей богатой фантазии, которое она обронила после проверки очередного сочинения.

– То же самое мне говорила учительница в младших классах, – внезапно сказал я, и весь класс дружно обернулся, потому что я крайне редко что-то комментировал.

Ругали меня или хвалили – оценки у меня бывали разные, так что случалось и то и другое, – я в основном молчал и кивал. Эмоций практически не испытывал. Тот случай с Александрой Андреевной, который я, очевидно, сочинил, стал (стал бы) исключением.

– Знаю. Я о тебе наслышана, – произнесла Евгения Семеновна с отвлеченной полуулыбкой.

Было очевидно, что развивать тему она не собирается, ведь надо еще рассказать об образе Тараса Бульбы, но я на этом не успокоился. Может, воодушевил сам факт того, что мне – редкий случай – удалось завязать даже короткую беседу с кем-то, кроме родственников. Выходя из зоны комфорта, я ощущал свободу. Поэтому после занятия я подошел к Евгении Семеновне.

В этот момент возле учительского стола топтались еще несколько человек – кто-то интересовался, когда сдавать самостоятельную работу, кто-то хотел «закрыть» долги по стихотворениям. Я терпеливо дождался, пока мини-толпа рассосется и она обратит взгляд на меня. Мне всегда нравился ее взгляд – внимательный, глубокий, спокойный, будто она хорошо знала этот мир и была готова делиться опытом с теми, кому это действительно нужно.

За миг до того как задал вопрос, я уже был уверен: она понимает, что меня-то волнуют не оценки и не сдача «хвостов».

– Евгения Семеновна, я хотел спросить, – бойко произнес я.

– Да?

Теперь она не отвлекалась и, кажется, никуда не спешила. Однако в кабинет стали заходить дети из другого класса – перемена подходила к концу. Это немного сбило меня, мысли начали путаться, но эффект получился странный: вместо того чтобы окончательно растеряться и замолчать, я высказал то, чего не собирался:

– Я хотел спросить, что вы слышали обо мне от коллег, но на самом деле мне это не очень интересно.

Евгения Семеновна не удивилась.

– Вот как, – отреагировала она скорее понимающе. – Так чего же ты хочешь?

– Поговорить.

– Думаю, не о литературе.

– Нет.

– Тогда почему со мной?

– Сложно объяснить.

И что, я вот так возьму и расскажу ей, случайному человеку, всю свою историю? Она узнает то, чего не знает никто? Неужели я не заметил, как дошел до точки, когда уже не могу молчать и должен выговориться – хотя бы один раз…

До звонка оставалось меньше минуты, и народу в классе прибавлялось. Евгения Семеновна сняла со спинки стула пиджак – довольно невзрачный, серый в тонкую полоску – и подхватила со стола видавшую виды сумку песочного цвета. Эта женщина выглядела ухоженной, но ассоциировалась у меня с классической архитектурой – нечто величественное, монументальное, будто бы вечное, но в то же время бесконечно далекое от современных реалий.

Я впервые задумался об ее возрасте. Никогда не умел определять такие вещи. Тридцать пять? Сорок шесть?

– После этого урока я буду в тридцать третьем кабинете, – сообщила Евгения Семеновна и больше ничего не добавила.

Меня это устроило, ответил я быстрым кивком. Мы вместе двинулись к выходу. Сказать «до свидания» было бы странно, ведь я планировал прийти через сорок пять минут, и вообще, я обычно не говорил лишних слов (но при этом собирался рассказать…?!). В итоге я посмотрел на нее и снова кивнул, выразив тем самым и благодарность за то, что она согласилась меня выслушать.

На алгебре, моем последнем в тот день уроке, я вертелся и все не мог успокоиться, сочиняя первую фразу монолога. Вот Евгения Семеновна передо мной. Вопросительный взгляд поверх аккуратных очочков направлен на меня. И я начинаю сначала. С чего начинаю? Наверное, с этого: «Я никогда никому не говорил, но мое воображение, оно…».