Оксана Кириллова: Листы картона

Невероятно – и в то же время Тихон не был удивлен, испытывал лишь радость и благодарность. Он высоко ценил дружбу с Евгенией Семеновной, поэтому ему хотелось говорить не только о себе, но и о ней.

Первое время они беседовали в коридоре или в пустом кабинете (не слишком часто – Евгения Семеновна не хотела подчеркивать, что как-то выделяет Тихона). Потом стали общаться вне школы – и продолжали, когда она перестала вести уроки у его класса. Однажды учительница рассказала мальчику, почему выбрала именно эту профессию (он в жизни бы не подумал, поразительно), чем увлекается (тоже неожиданно). А постепенно вырисовался ее образ, образ мудрой, доброй, внешне простой, но в то же время особенной женщины, которая обожала литературу и верила в предзнаменования. Тихон ни с кем не хотел делиться сокровенной информацией, поэтому не говорил об учительнице даже с мамой. Знала ли мама об их дружбе? Он не помнил, но лучше бы, наверное, не знала.

Итак, работа. К ней можно было приступить уже с понедельника, и это воодушевляло Тихона. Наконец от него хоть что-то зависело.

– Пришел? – Сварливый голос бабушки – первое, что услышал мальчик, открыв дверь в квартиру.

Болезнь сделала и без того непростой характер Елены Анатольевны невыносимым. Она постоянно раздражалась, злилась, периодически напоминала каждому, чем он ей обязан и почему должен прибегать по первому ее зову (хотя все и так прибегали).

– Разогрей суп, – скомандовала она коротко, стоило Тихону расшнуровать кроссовки.

– Сейчас, бабушка, – негромко произнес он. – Как ты себя чувствуешь?

– Ничего нового. Мне шестьдесят пять, и я не молодею.

Шестьдесят пять – не восемьдесят, хотелось сказать Тихону, но он промолчал. Бабушка отлично знала свой неутешительный диагноз – видимо, объяснение своего недомогания «возрастом» было способом психологической защиты. Она страдала от болей (пока не очень сильных, врачи прогнозировали, что будет хуже), но словно считала, что стоит произнести слово «рак» – и образ сильной, несокрушимой женщины тотчас рухнет. Близкие шли ей навстречу, и это слово в доме никогда не произносилось. Вполне достаточно того, что оно не раз прозвучало в больнице.

– Суп холодный, – заявила Елена Анатольевна, едва взяв тарелку узловатыми морщинистыми пальцами.

Тихон отметил, что бабушка выглядит лет на десять старше, чем даже полгода назад. Он хотел бы испытывать к ней жалость, но вместо этого почему-то мечтал сбежать. «Мы никогда особенно не ладили», – напомнил себе Тихон, но совесть это не успокоило. «Я никому ничего не должен», – добавил он, но на сей раз, похоже, ошибся.

Конечно, он был должен. Не только ухаживать за бабушкой – это он делал без нареканий, как спокойно ухаживал бы за любым пациентом хосписа, если бы его попросили, только бы приносить реальную пользу.

Он должен был любить ее. Но не любил. Некоторые посчитали бы это трагедией, а для него неутешительное открытие стало всего лишь витком внутреннего лабиринта. Еще и это, ну что ж. Он за свою жизнь любил только двух людей – мать и Евгению Семеновну. Возможно, на том для него все и закончится. Да некоторые вообще сироты и равнодушны к окружающим.

Я снова «ушел» на счет тринадцать – за последние несколько дней это стало доброй традицией. И как от таких трагедий отвлекаются «нормальные» люди?

Евгения Семеновна постоянно настраивала меня на то, что я «не сумасшедший, называй это богатой фантазией». Если придется с кем-то об этом говорить. Я искренне надеялся, что не придется.

Ну, фантазия так фантазия. Кто-то фантазирует о путешествиях, кто-то – о деньгах и славе, а я вот, видимо, о других мирах, в которых почти стираются воспоминания о мире настоящем. А какой из них «настоящий»? Может, как раз этот?

В нем бабушка – просто бабушка. Не главный бухгалтер, не женщина-кремень, решающая проблемы, а добродушная улыбчивая пенсионерка.

– Ба, я сегодня окно мячом разбил.

Я помню, что только что перенесся, но уже не помню, откуда. Что там произошло? Вроде что-то плохое. Не знаю. Тут случилась лишь одна неприятность, в которой я и признался бабушке.

Сквозь стекла ее квартиры светит такое яркое солнце, что все происходящее кажется несерьезным, а зацикленность на мелких проблемах – насмешкой над всемогущей природой. Бабушка в своем любимом синем сарафане в красную крапинку пьет кофе на кухне.

– Окно мячом? Классика жанра, – протягивает она с легкой улыбкой.

Бабушка никогда не раздражается по пустякам, да и не по пустякам в основном тоже. Не то что мама.