Оксана Кириллова - Листы картона

– А он умеет вести диалог, – издевательски-восторженно отреагировала другая подружка.

– Ладно. Давайте оставим его в покое, – произнесла Мила, при этом не двигаясь с места и не отрывая взгляда от Тихона.

– Он должен быть в коллективе! – с умным видом выдала одна из девчонок, наверняка повторив фразу старших.

– Ничего он никому не должен. Идемте.

Тихон молчал. Могло показаться, что он напряженно ждет, пока все отойдут, но на самом деле мальчик был огорошен. Такого о нем еще никто не говорил, и эта фраза поразила его лаконичностью и неожиданной точностью. Он правда не должен (ну, если не считать мелких домашних обязанностей, вроде уборки на собственном столе раз в неделю, и глобальных вещей – сыновний долг, например). До сих пор Тихону казалось, что он себя в основном и не ограничивает. Только казалось.

«Ведь можно делать, думать, высказывать, на что-то решаться. Я же человек». В мозгу всплыло слово «убийца» – что за чушь?

– Лезь сюда, – произнес он спокойно, глядя на Милу. – Ветка крепкая, честно. Ты убедишься.

Когда ты вдруг освобождаешь себя, то можешь позволить себе любую глупость – почему нет? Где-то в глубине души Тихон всегда ощущал себя экзотической рыбой, плавающей в заурядном аквариуме с мальками.

Мила даже ни о чем не спросила, будто этого и ждала. Поставила на дерево ногу в маленькой запылившейся туфельке – так неуклюже, что у Тихона все сжалось внутри.

– Сейчас поднимусь, – произнесла она отважно и буднично, точно речь шла о банальной поездке в лифте.

Она же девчонка. Девчонки не умеют лазить по деревьям. Тем более, те, что сидят в белых наглаженных блузках на первой парте и знают все ответы.

Тихон хотел сказать Миле, что передумал и решил побыть один, но не смог, просто не смог это произнести. Досада на самого себя разрасталась – нет, раздувалась, не давая дышать, перерастая в бессильную злобу. Откуда столько эмоций?

Тем временем Мила карабкалась, вцепившись в дерево руками и ногами, ноги каждую секунду искали – и пока, к счастью, находили – опору. Тихон начал считать вслух.

Один. Два. Три…

– Что ты считаешь? – В тоне Милы читалось: «Я тебя не понимаю, но честно попытаюсь понять».

Тихон чуть не ответил «овец», но все же промолчал. Лучше бы так.

Когда он досчитывал до тринадцати, все менялось. Но не как у матери – более ощутимо: менялась реальность, полностью. Вычислив закономерность, он перестал злоупотреблять счетом – может, испугался, – но теперь точка кипения была так близка…

Она почти забралась, но…

– Боже!

Тоненький отчаянный вскрик – и она падает назад, ох, позвоночник же сломает. «Боже» – интересно, а что в такой ситуации вырвалось бы у ее подружек? Речь не о ругательствах, а о степени испытываемого ужаса. Успела ли крикнуть что-то Александра Андреевна?..

Мила уже лежит внизу, ее крик разносится по всему двору. Травма серьезная, в этом Тихон уверен. Что самое жуткое, он видит глаза Милы, в полном боли и страха взгляде немой закономерный вопрос: зачем?

Зачем он ее толкнул? Да он никому не приносит ничего, кроме несчастий. Даже мать, которая любит его, быстрее построила бы личную жизнь без него и отлично это понимает.

«Интересно, а если я спрыгну?..». Намерения нет, просто шальная мысль.

Конечно, к Миле сбежались все – и подружки, и другие одноклассники, и спохватившаяся наконец учительница (где же раньше была?). Кто-то вызвал скорую помощь – может, вой сирены заглушит хоть ненадолго этот ужасный крик. Странно, но на Тихона никто не смотрит, он так и остается на дереве, сторонний наблюдатель.

С какой высоты она упала? Второй этаж? Или выше?..

Он больше не злится. Наверное, ему должно быть жаль Милу. Да и чувство вины, где же оно? Но ведь он никому ничего не должен, так?..

– Тихон?

Нахмурившись, я смотрю на нее.

– Подвинься и дай мне руку. Не бойся, сильно тянуть не придется, я сама могу…

Мила есть Мила, она все может и решает сама, несмотря на юный возраст. Я поддерживаю ее, но ей, кажется, это действительно не требуется. Мощная ветка под нами даже не прогибается. Этот дуб – как исполин, да его и землетрясение не сломает.

– Ой. Как здорово. Отсюда все как на ладони, да?

Мила уже сидит рядом со мной и бесстрашно болтает ногами, глядя вниз (руки при этом так крепко вцепились в ветку, что пальцы аж побелели).

– Да. Мне тоже нравится, – соглашаюсь я.

– Привык смотреть на всех свысока? А на меня теперь не выйдет! – Мне чудится, или в ее голосе сквозит обида?