Валерий Гришковец - Соборная площадь

Все повторяется: праздники,
Будни. И тает свеча.
Только вот, реже все – праздники,
Только все чаще – печаль.

Все приедается, небо лишь,
Хлеб да в кринице вода,
Где бы и кем бы мы не были,
Неповторимы всегда.

Где же вы, дочки, где, внуки,
Где же вы, где, сыновья?..
Матери хворые руки
Тяжкая давит бадья.

Топится, топится банька.
Дым, будто память, горчит.
Видно, в последний раз батька
Дверью знакомой скрипит…

ПАМЯТИ ОТЦА

Над родиной грустной, над родиной милой
Взовьются и светом ударят снега!..
Деревья отступят – проступят могилы.
И дали отступят – проступят стога.
И дым над деревней потянется к небу.
И утром колодцы ледком прозвенят.
И первому снегу, как первому хлебу,
Там, в детстве далеком, старик будет рад.

***
Кепку в раздумье помну.
Сяду в тиши на скаемейке.
И, бесшабашный, пойму:
Жить я совсем не умею…

Время авансов прошло,
Желтое время поблажек.
Жизнь – это, брат, ремесло,
Что не прощает промашек.

***
Памяти бабушки моей,
вечной труженицы В. С. Новак

Бью челом я тебе,
свет Варвара Семеновна,
Из сосновой избы
ты под сосны ушла.
Как там спится тебе
под широкими кронами,
В жизни горькой своей
Вдосталь ты не спала.
То война, то беда,
суп – похлебка с крапивою.
Горе шло по земле —
отнимало детей.

Ты молилась,
прося у небес справедливости,
Ты трудилась,
не зная ни дней, ни ночей…
По лугам да полям,
по стерне да репейникам
То с косой, то с серпом —
вдовья злая судьба.
В жизни горькой своей
все снесла, все стерпела ты
И растила внучат —
не жалела себя…
То одной, то другою
войной опаленная,
Жизнь твоя —
голод, холод, колхоз и погост.
Бьючелом я тебе,
свет Варвара Семеновна,
Дай-то Бог,
чтоб хоть там тебе сладко спалось…

ОГОНЬ

Я помню,
Как бабушка,
Разведя огонь в печи,
Быстрым движением крестила легкое пламя.

Верил ли я тогда в Бога?..
Верил:
Богом для меня был огонь.
И бабушка,
Осенив его крестным знамением,
Просила,
Чтобы он был добрым, —
Согрел избу
и сварил в чугунке бульбу.

А когда я однажды
Плюнул в красный родничок огня
И с детским любопытством
Слушал загадочное шипенье,
Шершавая,
В буграх мозолей ладонь
Больно обожгла мою щеку.
– Огонь, —
Сказала бабушка, —
Маленький и красивый, как цветок
(Я знал его только таким),
Бывает большим и злым,
Похожим на лютого,
Багрового от злости
Зверя,
Который пожирает дома и деревья
И рычит,
Страшно и с громким треском…

…С тех пор
Множество закатов
Оромными кострами
сгорело над погостом,
Над почерневшим крестом,
Похожим на бабушкины руки,
Простертые к небу.
Но никогда большн
Я не плевал в огонь…
И не потому,
Что боялся разгневать его.
Нет!
Я от всей души благодарен ему:
За тепло и уют в доме,
За горячий суп на столе,
Что добрые,
Как у бабушки,
Руки матери ставят передо мной.

И если бы
Я был скульптором,
Я бы изваял памятник Добру и Теплу —
Алый порыв огня.

***
Хоронили бабушку,
Так и не отмыв добела ее большие руки.
Изрезанные бурыми бороздами морщин,
Они лежали —
крест-накрест —
на белом фартуке,
Сшитом ею когда-то.

Над только что вспаханным полем
С криком носились вороны
И кружился легкий мартовский снег.
Я смотрел на бабушкины руки
И думал:
Как они похожи на это поле…
Поле ее детства,
поле ее молодости,
поле ее жизни.

Как и принято в деревне,
Хоронили бабушку всей деревней.
Говорили о жизни и смерти,
Что жизнь прожить —
не поле перейти…
А еще —
про бабушкины руки
И про это весеннее поле,
Которое бабушка исходила вдоль и поперек
И совсем не думала его пройти,
Потому что это поле – было ее жизнью,
А бабушкины руки – золотыми,
Потому что она всю жизнь,
От зари до зари
Лелеяла это поле своими руками,
Чтобы оно звенело
золотой песней колосьев…

И большие бабушкины руки,
Так похожие на это припорошенное поле,
Плыли над похоронной процессией,
Прощаясь с солнцем
в молодой синеве
весеннего неба.
Прощаясь с родным полем,
Чтобы уйти в него
и слиться с ним
Навсегда.

***
Я хорошо помню
Свой первый рабочий день:
С утра и до обеда,
С обеда
и до конца смены
Я вывозил на свалку
стружки и опилки —
Работал подсобником в столярном цехе.
В этом же цехе
работал мой отец.
И однажды
я случайно услышал,
Как начальника цеха
сказал ему:
– Смышленый парень,
но звезд с неба
Хватать не будет…
Но как-то ночью
Я шел со второй смены,
Гремя большими
отцовскими сапогами
По мокрому асфальту.
И прямо под ногами,
в темных лужицах,
Сверкая и разлетаясь в стороны,
Сияли огромные звезды…
И вдруг
сами собой
Родились строки: