Галина Болтрамун: Ассорти. Юмор

На всю деревню у покойницы насчитывался только один враг: соседская семья Хмурыйдэй, вернее, даже не семья, а только Роза Хмурыйдэй. Ее муж Питер Петроний Патрик стыдился этой вражды и не приставлял к жене плечо для целей междусемейного многоборья, но, будучи под каблуком, поддакивал своей половине, привнося в аккомпанирующее мычание оттенок двусмысленности. Конфликт между соседками длился с незапамятных времен, а его предметом был земельный участок площадью десять квадратных метров на стыке двух фамильных усадьб. Каждая спорщица козыряла целым арсеналом доводов, что именно ее монопольное право на этот мало территориальный объект создает прецедент в торжествах справедливости. Судебная тяжба длилась несколько лет, так как обе стороны находили все новые документы, подтверждавшие их полновластие на сей тернистый огрех земледелия. Наконец суд высшей инстанции вынес не подлежавший обжалованию приговор: поле брани поделить поровну, каждой семье по пять метров. Лишившись правового инструмента в руках, обезвреженные леди синхронно начхали на вердикт из глубины лица, и каждая продолжала считать своими все десять метров. Когда приходила весна, какая-то из дам первой делала грядку и высаживала, в зависимости от конъюнктурных шатаний интеллекта, к примеру, капусту или анютины глазки. Назавтра соперница выковыривала из почвы семена и внедряла свою рассаду, и так без конца. При этом они никогда не появлялись на месте преткновения вдвоем и никогда не заговаривали друг с другом. Таким образом, на данном пятачке почти ничего не успевало вырасти, только яблоко раздора едко благоухало и не падало на кого попало, выжидая если не Исаака Ньютона, то хотя бы ишака Насреддина.

Однако оппоненткам доводилось изведывать и упоительные припадки торжества. Когда к Хмурыйдэй приезжала погостить замужняя дочь, она строго-настрого велела матери не смешить людей и не ступать ногой на периметр горячей точки. Это было время блаженства и славы для миссис Бэлли. Она оформляла спорную зону по своему дизайну, не оставив камня на камне от соседских художеств, а в середине нагромождала свои камень на камень и втыкала туда шест со скособоченным наверху гербом своего рода. Разумеется, триумф длился до момента отъезда соседской дочки. То же самое, но с точностью наоборот, происходило, когда приезжал сын миссис Бэлли. Он также категорично приказывал родительнице не смешить собак, и в этот период на нонконформистской почве хлопотала миссис Хмурыйдэй вокруг уже своего вихляющего на рогатине фамильного герба.

Если бы эти хранительницы очагов перепутали половую принадлежность на своей личности и решились бы, как мужеские пращуры, сойтись на мосту для рукопашного боя, то результат оказался бы с противоположным итогом. Роза Хмурыйдэй была ниже ростом и заметно тоньше противницы, Эмма Бэлли без труда швырнула бы слабую сельчанку, яко персидскую княжну, в акваторию местного разлива. При такой расстановке человеческих факторов у Розы сложилось неподложное алиби. И только один человек худо-бедно котировался для подозрения, это ее муж Питер Петроний Патрик. Он ни одной фиброй душевности, никаким оттенком румянца и на всем силуэте анатомии не походил на убийцу. Однако можно было допустить, что, понужденный женой к смертоубийству, он согласился для отвода ее жестких глаз от своей мягкотелости. Потом выбрал самый безобидный сценарий, зная, что Эмма хорошо плавает и выкарабкается, как Феникс из пекла. В любом случае придраться больше было не к кому. Питера арестовали, как того козла отпущения, и закрыли на ключ, как будто он был не того. Испытание оказалось тяжелым. В одиночной комнате заключенному не перед кем постоять за себя, а положиться можно только на кушетку, оставаясь внакладе до истечения стекшихся обстоятельств или снисхождения хода дел.

Обыватели подкошенного Безносой села поголовно сбежались и потыльно расселись в парадном зале муниципалитета, чтобы обмозговать сложившийся статус-кво, а также задать себе вечные вопросы: что делать при таком статусе-кве и кто виноват в подобных статусах-квах? На сцене восседал представитель цивильного правосудия в образе неподкупного шерифа, сбоку громоздился полицейский недюжинных размеров. Шериф взял слово:

– Я прошу резидентов данного географического закутка не впадать в панику, как на том «Титанике», и не падать духом, ударяясь ухом. Убийца будет идентифицирован и тружениками судоговорения с отличной юрисдикцией подведен под нужную статью уголовного кодекса, чтобы ответить по всем статьям. По подозрению, для завязки действия, задержан мистер Хмурыйдэй. В порядке лирического отступления произвожу мной консультацию: подозрение квалифицируется не так тяжко, как обвинение, ибо в целом имеет много половинчатости. Оно произносится уполномоченными особами в иной тональности, без четко расставленного акцента. В настоящей фазе законного расследования арестанту не пришивается мокрое дело сердито-суровыми нитками, а лишь примеряется и наметывается. Ибо налицо недостаточная для него сумма улик, а на лице у него достаточно презумпции невиновности. Жертва умышленного убийства миссис Бэлли систематически вращалась в ваших деревенских кругах, и есть все предпосылки полагать, что найдутся субъекты обоего пола, которые входили с ней в непосредственное соприкосновение. Они могли бы пролить некоторое количество света на этот инцидент общей подсудности и внести свою (пусть и скудную) лепту на алтарь высокооплачиваемой юридической пруденции.