Сергей Шестак: И ВСЕ ДЕЛА. рассказы, повести

– Танюша, садись ко мне на плечи, – предложил я.

Она отрицательно покачала головой и на всякий случай взяла Лену за руку.

– Она боится, – пояснила Лена.

– Иди сюда – не бойся.

Танюша спряталась за маму.

– Бесполезно, говорю тебе.

Я решил добиться своего.

– Помнишь, как я катал тебя на велосипеде?

Я катал её по квартире на трехколёсном велосипеде, – толкал велосипед, она рулила и смеялась. Наконец, мне надоело катать её. «Ну, всё, – сказал я. – Теперь катайся сама». – «А я ещё хочу!» – «Танюша, я устал». – «Ты немножко отдохнёшь, а потом ещё покатаешь, ладно?»

Она кивнула, она не забыла, как я катал её на велосипеде.

– Тебе понравилось? – спросил я.

Она опять кивнула. Ей понравилось кататься на велосипеде. Я сел на корточки:

– Иди сюда. Тебе опять понравится.

Она доверчиво подошла ко мне. Лена с удивлением посмотрела на меня.

«Китовое кладбище» не соответствовало своему громкому названию: было неприметно. Несколько закруглённых белых рёбер, размером с оглоблю, и позвонков, напоминающих пеньки, плотно скрывала густая тёмно-зелёная осока. Если не знать о нём заранее, пройдёшь рядом и не заметишь.

Мы подошли к реке. Устье было напротив, – неширокое, с бурунами у левого и правого берега. Тёмное неспокойное море уходило за горизонт. Зелёные волны накатывались на пологий берег сильно, шумно, с брызгами, неслись тонким слоем воды, пены, стекали назад, и пузырьки воздуха проступали из чёрных камешков, – мелких, измельчённых в крошево. Блестевший берег быстро просыхал, темнел.

4

Я улетел из Хатырки на следующий день.

Погода наладилась: утренний туман рассеялся.

Хорошая погода у нас не означала, что вертолёт прилетит: должна быть хорошая погода в Беринговском и на перевале в Мейныпильгыне.

Анатолий Сергеевич прибежал ко мне с вытаращенными глазами и сообщил, что вертолёт летит! Он только что позвонил в аэропорт.

Я начал быстро собирать вещи, постоянно думая о том, чтобы не забыть что-нибудь. Наконец, собрал вещи. Присел на дорожку. И вышел на залитую ярким солнцем улицу. В сторону аэровокзала, – одиночного домика на краю посёлка, – неторопливо шли люди с чемоданами, рюкзаками, сумками.

Вертолёт, набирая высоту, сделал несколько кругов над посёлком. Дома уменьшились до размеров коробки из-под телевизора, двухсотлитровые бочки – до размера кирпича, большой корабль, с которого разгружали уголь и который находился далеко в море, уменьшился до размеров катера и приблизился к берегу.

Я сидел рядом с Анатолием Сергеевичем. Мы – попутчики до Москвы. Ему надо в Симферополь, мне – в Горький.

Накануне Валера Гречихин подарил мне пол-литровую банку с маринованной неркой собственного изготовления. Тонкие красные ломтики мяса выглядели вызывающе аппетитно. «Поспеет, когда приедешь домой», – сказал он. Не знаю, какой он срок подразумевал. Однажды он добирался до дома два месяца.

Я рассчитывал приехать домой через четыре дня: сегодня буду в Беринговском, завтра – в Анадыре, послезавтра – в Москве.

Я благодарен случаю, что познакомился с Леной. Никогда не забуду, как мы ужинали в Нагорном у знакомых её матери, как я прилетел в Хатырку и позвонил ей из коридора общежития, за окном которого был виден сельсовет. Думаю, что я не обидел, не обманул. Мне хотелось, как лучше.

Виктор Зуев предложил мне полететь в Якутск через Новосибирск. Я с недоумением посмотрел на него: самый удобный путь в Якутск – через Москву. Несколько ежедневных рейсов, самые большие самолёты, наличие свободных мест, – эти преимущества пути через Москву гарантировали, что мы без нервотрёпки доберёмся до Якутска. О количестве рейсов в Якутск из Новосибирска, я понятия не имел. Летают, может быть, несколько раз в неделю. Значит, нужна гостиница. А мест, как всегда, не будет. Но мы всё равно полетели через Новосибирск: кто-то из регулировщиков сказал Виктору, что на барахолке в Новосибирске, как он выразился, «на толчке», джинсы стоят дешевле, чем у нас в Горьком.

Лететь из Горького до Новосибирска три часа. Решив скоротать время, я достал из «дипломата» толстую газету, которую предусмотрительно купил на аэровокзале в ларьке «Союзпечати». Виктор вытащил из своего «дипломата» миниатюрные дорожные шахматы и предложил сыграть, как он выразился, «партеечку». Для него имело значение, каким цветом фигур играть. Игрок белых фигур ходил первым – то есть имел преимущество при равной силе соперника. По жребию ему достались чёрные фигуры. Он выиграл относительно быстро, – часа за полтора. Я играл плохо, на начальном уровне. Вторую партию Виктор опять стал играть чёрными фигурами, великодушно дав мне фору. Я поставил ему детский мат. Дай, думаю, попробую. Может, не заметит? И точно, – не заметил! Проигрыш детским матом ввёл Виктора в ступор. Некоторое время он отрешённо смотрел на шахматную доску. Мы опять расставили фигуры, но не успели доиграть партию до окончания полёта. На этот раз он, переоценив мои возможности, играл осторожно, – долго думал над каждым ходом, опасался подвоха.