Сергей Казменко - Сборник рассказов и повестей

Утрата тогда казалась невосполнимой.

Скорбь наша была безграничной.

Еще вчера, казалось бы, полный сил и творческих планов, вечный возмутитель спокойствия, само имя которого многих приводило в ярость (и давало, между нами говоря, неплохо на этой ярости заработать — но это так, к слову), Он ушел из жизни — и оказалось, что вакуум, оставшийся на Его месте, нечем заполнить.

Правда, мы далеко не сразу осознали всю несоразмерность потери. Сейчас об этом как-то странно вспоминать, но первые два-три года после Его безвременной кончины в Него продолжали по инерции лететь гневные стрелы далеко не всегда объективной — что греха таить? — критики. Но постепенно даже тем, кто не слишком-то жаловал Его при жизни, пришлось признать, что в Его лице мы потеряли действительно большого мастера, настоящего художника и человека. Конечно, Его творчество осталось с нами. Остались и те, кто называл себя Его учениками и продолжателями Его дела. Но ничто ведь не сможет заменить нам Его таланта и обаяния Его личности, все это — лишь след от сгоревшего безвозвратно метеора.

Примерно так начал я свою речь на том юбилейном вечере. Хорошая получилась речь. Прочувственная. И аплодировали мне дольше, чем Рагунскому, хотя он и член Секретариата. И даже входил в свое время в комиссию по установке памятника — этот тип всегда чует новые веяния и умеет пролезать во все щели. Но сомневаюсь, чтобы он верил хоть чему-то, о чем говорил. Я же не кривил душой, когда сказал, например, что всегда выделял Его творчество из ряда серых поделок, заполонивших нашу литературу. А то, что не говорил тогда об этом — что ж, время было другое. И не всегда можно было прямо высказывать свои мысли и показывать свои истинные симпатии. А что касается той статьи… Во-первых, подписал ее не я один, а писал вообще Карбанов — не то сам, не то с чьей-то помощью. И, по-моему, не стоило бы сейчас заострять на ней внимание. Обычный литературный процесс, обычная критика, без которой, несомненно, Его талант не смог бы развиться. К тому же тогда такие статьи лишь повышали популярность автора, а то, что после этого издательство расторгло с Ним договор, на Его творчестве сказалось весьма благотворно. Бывают такие натуры, которые поднимаются лишь в борьбе с трудностями и способны зачахнуть в тепличных условиях — Он был как раз из таких. Критика должна быть суровой, но объективной, и тогда она поможет автору подняться на новые вершины в творчестве. Надо только знать меру. Вот Рожин с Капустяном этой меры не знали, они в свое время вообще призывали гнать Его из литературы. Потому теперь и суетятся, стараются замолить грехи.

А мне замаливать нечего. И в своей речи на юбилейном вечере я, сохраняя достоинство, поставил окончательную точку, определив свое истинное отношение к Его таланту и Его вкладу в нашу великую литературу.

После юбилейного заседания состоялся банкет. Это, правда, нынче не поощряется, но не устроить банкет в такой день было бы даже неприлично по отношению к Его памяти. Речи на торжественных заседаниях — дело, конечно, хорошее, но всего в таких речах не выскажешь. Обстановка не позволяет. А поговорить было просто необходимо. Тем более, что, будь Он жив, банкета бы не миновать — покойник любил погулять, что бы там ни говорили те, кто сегодня причесывает его биографию. И закончиться такое гулянье могло бы далеко не мирно, с Ним всякое бывало. Так что, будь Он жив, я не рискнул бы пойти на такое мероприятие. Но сейчас, конечно, никаких эксцессов мы не ждали — люди все собрались солидные, с положением, умеющие держать себя в руках.

Во главе стола мы поставили Его портрет, перенесенный из вестибюля — тот, что висел над президиумом во время торжественного собрания, был бы слишком велик. На этом портрете Он был совсем как живой, и улыбаясь смотрел на всех нас, расположившихся за столом. Правда, устроители вечера перестарались — в жизни Он никогда не носил костюмов, а уж надеть галстук его не заставило бы, наверное, и обещание напечатать какое-нибудь из его произведений в солидном журнале. Но, думаю, приодев Его, устроители не ошиблись — в самом деле, появление Его в столь торжественной обстановке в каком-нибудь разодранном свитере и с прилипшей к губам папиросой было бы совершенно неуместным. Нужно всегда действовать сообразно обстановке.

Поначалу, как это обычно бывает, атмосфера за столом была несколько напряженной.