Марина Алиева: Мистер Игрек Рок

© Марина Алиева, 2018

ISBN 978-5-4493-7537-7

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Всё случилось как-то не так. Точнее, не случилось, а просто стало. Какой-то звук.., даже не крик, не удар, и даже не что-то разбилось, а нечто тревожное. Словно кто-то подвёл черту и поставил точку…

Нет, не точку…

Точка – это что-то мягкое, размазанное по листу, а тут был метко нанесённый удар. Едва заметный прокол целого улья то ли мыслей, то ли воспоминаний. И всё это растревоженное вздрогнуло, зашевелилось и потекло наружу. Сначала лениво, неспешно, словно не было уверено, что можно и нужно. Но потом осмелело, набухло и всей мощью хлынуло вон!

Лопнуло…

1.

Зимой в лесу грустно. Особенно ночью.

Тихо поскрипывают замёрзшие стволы и ветви. Комочки снега, что налипли на них задень мокрым и рыхлым повторением всех изгибов и неровностей, теперь, когда ночной холод превратил в лёд всю снежную влагу, бесшумно падают в перину сугробов внизу, увлекая за собой всех других, кого удалось зацепить. Маленькие ямки от падений мгновенно наполняются густо-синими тенями, леденеют по краям и остаются цепочкой крошечных, неровных шажков, словно какой-то психованный лепрекон оббежал тут каждое дерево, ища местечко где можно припрятать своё золото. Чуткая птица откроет было на шорох любопытствующий глаз, да и заснёт снова. А надо всем этим холодно и отстранённо висит луна, с целым выводком звёзд сонно помигивающих с ночного неба, как глаза не до конца разбуженных детей, которые никак не могут понять, померещилось им, или нет, что по лесу идёт человек?

А человек на самом деле шёл.

Самый настоящий, непонятно откуда взявшийся, он брёл между деревьями, по колено увязая в сугробах и, кажется, совсем этого не замечал. Механически выдергивал ноги, высоко вскидывал колени, но выглядели эти движения слишком старательными для того, кто заблудился и теперь этим обстоятельством обеспокоен. Человек даже дороги не выбирал и, если вдруг проваливался глубже обычного, то лишь махал сильнее руками, выравнивал тело до прежнего положения, а потом снова выдёргивал ногу и шёл дальше, ничуть не смущаясь тем, что следующий шаг может снова утопить его в снегу по пояс. Выглядело это так, будто под сильным гипнозом кто-то сказал человеку: «Иди!», и он пошёл.

Изредка однообразные движения прерывались. Человек останавливался, словно для того, чтобы осмотреть местность вокруг себя, но лицо его при этом ничего не выражало, только руки, безвольно висящие вдоль тела, продолжали двигаться смешно, и нелепо. Однако, ещё до того, как останавливались эти автономно отмахивающие руки, человек закрывал глаза, бессмысленно пожимал плечами и шёл дальше.

Одет он был не по сезону в тёмное длиннополое пальто, застёгнутое только на одну, среднюю, пуговицу. Без шапки. Шарф, который можно было бы намотать на голову и, тем самым, хоть как-то уберечься от мороза, путался с руками и так же безвольно болтался поверх пальто. Казалось, его набросили второпях, в самый последний момент перед тем, как злая воля неведомого гипнотизёра лишила человека возможности что-либо воспринимать. Зато сразу было видно, что вещи эти очень дорогие и, скорей всего, сделаны на заказ.

Иногда длинные полы пальто цеплялись за обмороженные ветви, широко распахивались, и становился виден стального цвета костюм с намокшими от снега брюками, светлая рубашка с расстёгнутым воротником и чёрный, кое-как засунутый за жилетку галстук, чей полураспущенный узел выпирал вперёд, словно кадык.

Лицо странного путешественника со всем остальным обликом вразрез ничуть не шло. Это сейчас оно сохраняло выражение полной бессмысленности, но можно было предположить, что когда-то и где-то, в обстановке более естественной, лицо это вполне могло произвести впечатление самое благоприятное и даже более того – привлечь к себе, далеко не мимолётное внимание.

Тёмные с рыжиной волосы стрижены и причёсаны не самым последним парикмахером, который прекрасно понимал, как выгодно оттенит его укладка высокий лоб и холодные глаза. Судя по всему, радужная оболочка этих глаз приобретала голубой оттенок в минуты расслабления и довольства, но всё остальное время оставалась серой, будто закрытой, ледяной сталью.