– А на что они мне? Чай, не инвалид, ещё сила в руках-ногах есть… Это супружница моя всякий раз этим удостоверением трясёт, когда тряпку какую дефицитную достать хочет. По мне эти бумажки – были, не были… А вот нож добротный, ты это верно подметила. Уж столько лет служит… Нравится? – Она кивнула. – Тогда дарю. Держи!
– Что ты, Титыч! – замахала руками Татьяна. – Ни в коем разе! Такое не дарят…
– Так не кому-нибудь, а тебе…
И обоим вдруг почему-то стало неловко. Первой нашлась Татьяна.
– Ну, уж нет, Титыч, что ни говори, а нож при тебе должен быть. Я на этот счёт суеверная.
Он пожал плечами. А Татьяна, чтобы отойти от этой неловкой темы, с нарочитой таинственностью в голосе прошептала:
– Вот скажи, Титыч, ты в колдовство веришь? Давно тебя об этом спросить хотела…
– А как же? – ничуть не смутился он. – У моей супружницы в заброшенной деревне тётка живёт, уж девяносто три стукнуло, а по сей день к ней народ валом валит. Потерялась корова – мигом определит, где искать. Из людей пропадет кто – опять скажет: жив ли, мёртв, когда и что с ним случилось. Или вот местечко Бесов Нос взять… Охотники, ягодники, грибники блудят там по- страшному. И со мной случалось. Как-то раз целые сутки из лесу выбраться не мог. Полный день идёшь, идёшь, глядь – опять на том же месте. Не иначе как бес водил. С тех проклятых пор и не бывал там боле. А мужики и вовсе жуткие вещи рассказывали. Двое грибников вот так же, как я, заплутали и к ночи наткнулись на охотничий домик. Оторопели поначалу, зная, что никакой избушки в этих местах отродясь не бывало. Но вымокли все, делать нечего – решили заночевать, переждать непогоду. А за полночь принялся с ними бес шутки шутить. Только на лавки улеглись – давай он их на пол сбрасывать. То одного, то другого… Потом стал брёвна на стенах, как карандаши в коробке, перебирать, вокруг избы бегать, дверью хлопать… Короче, изгалялся, как мог, аж поседели мужики за ночь… С первыми лучами солнца выбрались из этой западни да бежать без оглядки… А сколько рыбаков там потонуло, сколько археологов пропало…
– А археологи-то здесь при чём?
– Выбитые на скалах рисунки изучали. И вот что дивно: несколько тысячелетий назад, сказывают, были они вырублены на камнях – рыбы, птицы, люди, животные, – а сохранились по сей день. Нынешние мастаки сподобятся выдолбить рядом с древними рисунками матерные слова – смотришь: через год, другой смыло водой все начисто. Вот что это, а?
Татьяна молчала. Да Титыч и не ждал от неё ответа. Снял с костра кипящую в котелке воду, бросил в неё каких-то трав, помешал их оструганной палочкой, а когда отвар настоялся, налил Татьяне в кружку.
– Попей чайку, взбодрись, а то уж заморочил тебе голову своими байками…
– Что ты, Титыч! Ты не смотри, я хоть и врач, а во всё это верю. Подумать только, сколько в этих местах загадочного! Еще про Муромский монастырь слышала…
– Есть такой. Недалече от бесовых следков… Свожу тебя как-нибудь туда, если хочешь. Поизгажены места святые нынче, но всё ж стоят храмы. Без окон, без дверей, без колоколов… а стоят. Упреком нам, грешным. Представь только, полтысячи лет… Каково, а?!
Хоть и слышала обо всём этом Татьяна и раньше, но сейчас воспринимала как внове. Сам голос Титыча, спокойный, ровный, как шум сосен, ласкал слух ненавязчивой умиротворяющей музыкой.
– …Основатель монастыря чудотворцем был. Прибыл он в наши места из Новгорода, по сну вещему… И прожил, сказывают, аж до ста пяти лет. Деревянная церквушка, какую он первым делом соорудил и освятил, долгое время ещё людей исцеляла…
– Скажи, дед, а в Бога ты веруешь? – Почему-то раньше этот вопрос не приходил ей в голову. – Только честно скажи, для меня это очень важно, понимаешь?
Титыч ответил не сразу, задумчиво шевелил угли в костре.
– Вера, Татьяныч, ещё никому не вредила. Крещёный я. В церкви, правда, не бываю, потому как нет у нас её… А икону в доме храню и заповеди Господни уважаю. Сама подумай: коли Творца нету, откуда тогда всё сущее взялось?
– Вот те раз, дед, а ведь никогда не говорил…
– А ты и не спрашивала. О вере, Татьяныч, на каждом углу не кричат. Это дело душевное, тонкое… За веру, Татьяныч, в былые времена люди себя живьём сжигали. Ты, поди, про «гари» староверов читала… Так ведь это всё, считай, в наших местах происходило.
Татьяна закрыла глаза, прислонилась головой к тёплому стволу старой щербатой сосны. Представить трудно, а ведь было…
В домашней библиотеке отца хранилась большая коллекция исторических книг, от которых в детстве её было не оторвать. Таинственная Выгореция представлялась ей тогда второй Атлантидой. Тем более, что Карелия на военной карте отца казалась так далеко, почти у Полярного круга. Разве могла она тогда подумать, что когда-нибудь именно сюда и забросит её шальная судьба?
Читать дальше