Андрей Заленский - По обе стороны воды

– Растём, – подумал, поставил чайник и включил телевизор.

Семён сверху

Уже к полуночи подходило, а всё было никак не заснуть – то городской комар, пробравшийся из затопленного подвала, беззвучно, но больно укусит, то заскрипит водопроводная труба, то пить захочется. Наконец Попов снял очки, выключил лампочку и повернулся к Поповой, чтобы согреться и уютно забыться. А через минуту сверху начали, как показалось, двигать мебель. Следом раздались вскрики, мебель задвигалась ещё громче, что-то падало на пол, звенело, через открытую по весне форточку доносились крики «бля!» и хрустальные звуки разбившейся вазы.

Соседа сверху, сына покойного инженер-полковника Свиридова, Попов знал с детства – вместе по подвалам бегали в казаки-разбойники, курили днём на пустынной (пока родители были на работе, а бабушки готовили обеды) лестнице. Потом пути разошлись: Попов – в университет, Свиридов – в армию и как раз попал в Афганистан…

– Ай, ай, больно! – летело сквозь форточку. Попов зажёг лампочку и надел халат.

– Ты что? – спросила астрофизик Попова.

– Вроде Семён опять разгулялся, сейчас вернусь, спи, – шепнул и поднялся на этаж вверх.

Дверь в соседскую квартиру была открыта настежь, Семён, в трусах и распахнутой рубашке, держал над головой малогабаритный телевизор «Самсунг», похоже, намереваясь швырнуть его на лестничную площадку.

– Сеня, Сеня, успокойся, да что ты? – крикнул Попов.

– А, это ты? Да жена опять блядует, достала сучка, – и спокойно опустил телевизор на паркет передней.

– Заходи!

– Мы вроде уже заснули, а ты тут шумишь.

– Ну коли заснули, так спите, да и мы сейчас ляжем. Ну, достала, честное слово, просто достала, извини, если разбудили.

– Ну, спокойной ночи, Сеня. Заходи завтра.

Семён Свиридов работал шофёром-дальнобойщиком и иногда, возвращаясь из долгих рейсов, подозревал жену, тем более что детей у них не было, а она работала секретаршей.

– Сенька опять чудит, – сказал Попов, забираясь в теплоту под одеяло. Выключил прикроватную лампочку, подумал, что хорошие у них с супругой профессии – не то что у дальнобойщиков, вспомнил университетские годы и тотчас заснул.

Нина Петровна с первого

Пенсионерка Нина Петровна жила на первом этаже и постоянно не могла заснуть от беспокойства – то дверь парадной хлопнет, то лифт железом звякнет и поскрипит вверх. Зато всего пять ступенек – и ты во дворе. Если погода и дела позволяли, посиживала на зелёной скамейке, часто подходила Маша из четвёртого подъезда, менялись новостями: Маша любила Первый канал, а Нина Петровна – канал «Совершенно секретно», поэтому иногда спорили часами, как в шоу. Да и по дому всякое случалось – то Поповы с дачи приехали и сумки наверх таскали, кстати, от них натекло к Филиновым, а те вроде были в отъезде – ну и затопило всю квартиру, мебель попортило и обои. Могли бы попросить за квартирой последить, подумаешь, гордые… Дали бы Джамалке десятку – и проследил бы.

Вообще, жаловаться было грех – жильцы спокойные, но скучноватые, правда, местами непонятные, ну например Филиновы – птичья фамилия, а русские. А Поповы – по фамилии русские, но Маша спорила, что они евреи, а то, что муж блондин, и выпивает часто, и может ходок – типа блудит поздно, ей не повод. Нина Петровна отстаивала своих лестничных и доказывала, что все евреи уже уехали и их жалко, вроде они с арабами в Индии никак не уживутся, ссорятся и ссорятся.

– Ну, а Якименко? – спросила однажды Маша.

– А что Якименко, он майор.

– Вроде майор. Но не пьёт, а баб, говорят, водит.

– Да разве это бабы? Так, девки… Человек он хороший, небось сама бы?..

– Ну, Нинка, ну додумалась, ну ты этого…

Тут как раз прошёл Якименко, сказал здрасьте, потом Филинова с сеткой, потом Поповы вместе, а как начало смеркаться, пошли кусаться комары и одолела зевота.

– Нин, Малахов скоро, пойду-ка.

– Иди, Маш, иди, да не блуди.

– До скорого и хороших снов!

– И тебе принца увидеть!

Нине Петровне от скамеечки до дома оставалось двадцать шагов и пять ступенек вверх, там – достать винегрет, поставить чайник, включить телевизор, а конфетки с печеньем всегда ждали в вазочке на столе. Ночью то ли Якименко, то ли принц Чарльз приснился – сначала всё убегала от него, падала, платье мочила, а потом нагнал, уронил, подмял – точно покойный Василий Алексеевич.

– Ох, немочь! – прошептала Нина Петровна, зажгла лампочку, приподнялась, накапала корвалола и улеглась на правый бок.