Андрей Заленский - По обе стороны воды

– Заходите, пожалуйста, Валентина Сергеевна. Может, кофе?

– Да что ж вы, не люди, да посмотрите, да как же, ведь мы ремонт недавно…

И тут Попова услышала журчание и увидела ручейки, бегущие из-под двери ванной комнаты вдоль передней.

– Ой, – вскрикнула Попова, – что же это, что?

Побежала в ванну, как оказалось, полную воды по щиколотку – новая стиральная машина «Самсунг» мерно мурлыкала и изрыгала потоки жидкости.

У Поповой закружилась голова, и она упала без сознания прямо у дверей ванной комнаты.

А вечером всё встало на проторённые пути: Филиновы и Поповы сидели за столом, по экстренному случаю наряженным срочным заказом из сети «Глобус Гурме». Набор «Домашнее застолье» (сыр «Российский» из коровьего молока, колбаса «Брауншвейгская» сырокопчёная, икра лососёвая «Бомонд» в стеклянной банке, огурцы «Нежин» консервированные, грибы белые маринованные «Кедровый бор», мёд «Таёжный» в матрёшке и прочая всячина) соблазнительно раскинулся по столу, воодушевлённому «Русским Стандартом» и шампусиком.

– Вы уж извините нас, чокнемся и забудем по-соседски! Ну, просто день плохо задался, – сказал Попов, поднимая запотевшую рюмку.

Филиновы поначалу хмуро, но откликнулись, через полчаса наступило почти Пасхальное всепрощение, а вскоре, через половину второго «Стандарта», потекли разговоры, причём говорили наперекрёст – Попова с Филиновым о наметившемся отставании России в изучении Вселенной, а Филинова с Поповым практически договорились об обмене рассадой (огурцы на клубнику). К чаю перешли на политику.

– И чего им не сиделось, послушались советников и всё расхе… порушили. Вот раньше в Симеиз, или на Гиссар, или в Шемаху возили телескопы как к себе, собирали, устанавливали, юстировали, всё путём было, любовь-шашлыки-поцелуи-«чой бор» … всё, так сказать, блин, под откос…

– А я вам о чём талдычу. Но согласитесь, свободы-то не было, сидели по лагерям, и даже дома как по камерам.

– Никогда человеку хорошо не было, ни в древнем Риме, ни в царской России, – вмешался Попов

– Ну ладно, и тогда плохо, и сейчас, и всегда, – согласилась с супругом Попова и тут вспомнила свою первую любовь, по случайности случившуюся в Шемахинской астрофизической обсерватории, вспомнила и замолчала.

И только когда подошли к президенту, наступило общее согласие: он был и тритоном-альбиносом, и сексотом, и тираном, и вором.

– Короче, сука он и еврей, – заключил Филинов, поднимаясь. – Ну спасибо, пора к себе, ещё неделю теперь сушиться-убираться.

Провожая гостей до двери, Попов всунул в руку Филинова конверт на покрытие расходов, связанных с протечкой: «Вы уж извините, больше не повторится».

– Люди они, конечно, другие, но посидели хорошо, – заключил Попов, – а лучше больше их не заливай.

Поединок

В тот вечер Филинов с наполненным желудком спустился в родную пострадавшую квартиру и пересчитал деньги из конверта.

– Мать, слышишь, похоже, и хватит.

– Ну и аюшки, справимся, завтра просохнет, Стасику позвоню, пусть своих ребят приводит, – прокричала Филинова из ванной, где совершала вечерние процедуры.

А Филинов даже не стал смотреть вечерние новости, покряхтел, забрался под одеяло и тотчас заснул. И привиделся ему сон: на поле, вроде как на Куликовом поле, он стоял босой в высокой, мокрой от росы траве, а вдали слева – русская армия под красными знамёнами, справа же – немцы в мышиных шинелях. Стояли друг перед другом тысячи и тысячи. Филинов махнул рукой и прокричал: «Выходить к барьеру! К барьеру!» Войска расступились, и выступили навстречу из разомкнувшихся рядов Гитлер и Сталин. Сталин был в белом кителе с золотыми пуговицами, а Гитлер – в жилетке с фашистским крестом на голое тело. «Ко мне! – скомандовал Филинов и открыл ларец с дуэльными пистолетами. – Гамарджоба, битте, выбирайте, господа!» – воткнул в Бородинское поле лыжную палку, отсчитал двадцать шагов и воткнул вторую…

– Филя, храпишь очень, перевернись, – донёсся голос жены с небес над полем, и стало непонятно – над Куликовым или Бородинским?

Перевернувшись на бок, Филинов оказался в набитом автобусе, который ехал в сторону Куликова поля. Автобус часто останавливался, и всё залезали и залезали новые пассажиры, так что Филинову стало трудно дышать. Наконец остановились, и Сталин спросил: «Ну, где застрял, понимаешь, что делаешь, мамадзагва?». Тут Филинов проснулся в холодном поту и встал пописать и попить.

Из кухонного окна светила полная луна, по плите и столу бегали тараканы-прусаки.