Андрей Заленский - По обе стороны воды

Однажды Хосе сказал: «Tengo que irme a casa, Alex. Volvere en la primavera. Let us drink some vodka, I bought one» 13 13 «Я должен поехать домой, Алекс. Вернусь весной. Давай выпьем водки, вот, я купил» (исп., англ.). , – и достал из-под стойки бутылку. Далеко за полночь Александр Рафаилович вышел на улицу – моросило, ни души, ни машины, только вдалеке помигивал огонёк светофора.

Весной Хосе не вернулся, полногрудая жгучая брюнетка за стойкой совсем не говорила по-английски и отвечала только: «No Jose, no». И жизнь покатилась невесело – студенты обрыдли, таиландка получила работу и уехала, дети телефонно интересовались по праздникам, любитель Достоевского временами становился невыносим, мир был гадок: президенты-идиоты, «чайная партия», Китай вздувался на дрожжах, евреи и их братья палестинцы толкались, индусы и их братья пакистанцы таились, здоровье косилось. «Ваш холестерин очень высок, идите в джим, бросайте курить и всё остальное», – задумчиво вещал доктор. По выходным и на каникулы Александр Рафаилович садился в «Шевроле» и уезжал куда глядят глаза, мурлыкая за рулём отпечатавшееся навсегда:

Вечером причаливал в мотелях, изрядно выпив, отрубался с включённым телевизором, а поутру ехал дальше и дальше, пока не кончались свободные дни.

Всё это вспоминалось сквозь флёр, когда сегодня Александр Рафаилович сидел за рулем заслуженного броневика «Шевроле» и никак не мог продышаться – давило и крючило. Машина стояла, уткнувшись в пышечную, которая здесь называлась Dunkin Donuts. Вспомнилась пышечная из детства, у витрины которой подолгу стоял, возвращаясь из школы, – стальной автомат выдавливал белые кругляши теста, они ехали по конвейеру, опускались в кипящее масло, выныривали золотисто-коричневыми, ползли дальше под падающую сверху сахарную пудру и падали рядами на поднос. Скушал валидолу, прихватывало по-настоящему, «как полковника в Венеции» 15 15 Полковник – герой романа Э. Хемингуэя «За рекой в тени деревьев» – промелькнуло. Держась за руль, Александр Рафаилович нашёл карандаш, клочок бумаги и, подложив колено, коряво написал: «Детям и внукам. Учите испанский и валите в Южную…». В глазах потемнело, последние буквочки скрючились до неразборчивости, клаксон взвизгнул и безостановочно загудел, мотор продолжал работать, и в кабине было тепло.

Из пышечной Dunkin Donuts, втиснутой между парикмахерской и пиццерией, рядом с радиотоварами RadioShack – всё как в тысяче одинаковых городков Техаса, Джорджии, Миссисипи – выбежала продавщица, и совсем скоро, ведомые сиренами, подъехали три машины – полицейская, пожарная и медицинская.

В доме у Поповых поселился сверчок – не на даче в деревенском доме, а просто в квартире.

И по вечерам, а потом и за полночь сверчал. Они всё его выглядывали на полках или за посудой – типа, где он сверчит.

И когда ложились, читали, засыпали, он всё сверчал, а Попов говорил спящей Поповой: «Видишь – самочку ищет, даже у них любовь».

Потом сквозь сон думал, что вот это он, Попов, лазает по травинкам, росу пьёт, жарко. И ждал, пока опустится солнце, чтобы застрекотать в голос.

Летом Поповы поехали на дачу, в длинный отпуск. Там под вечера сидели на веранде, стараясь не напустить комаров, пили чай с сыром и колбасой и размышляли о непутёвых детях.

Днём, пока жена возилась в огородике или на клумбе, Попов ходил в магазин за сыром, колбасой, картошкой и за остальным нужным.

Утром, если было солнце, сидели на крыльце и однажды увидели зайчика – ну совсем маленького, он тоже сидел рядом с крыльцом, жевал и не боялся Поповых. Он был совсем маленький, а глазки большие, выпуклые и нежные – так и хотелось погладить и накормить.

– Может, ему колбасы дать? – спросил жену Попов.

Она только фыркнула и покачала головой, мол, «был дураком, дураком и умрёшь».

Потом сквозь сон Попов думал, что он – вот этот зайчик, сидит подле крыльца, и хочется ему колбасы, которая так вкусно пахнет, гораздо вкуснее травы на клумбе и незрелых помидоров в огороде.

Если серьёзно, то жена Попова была астрофизиком, а сам Попов – математиком.

Вечерами на даче они слушали радио – ещё ту заслуженную «Спидолу», жёлтую с черным, перемотанную изолентой. Однажды, когда, уже почти заснув, узнали про открытие бозона Хиггса, сон смело как метлой.