Артур Кангин - ЗАПИСКИ PLAYBOЯ

1.
Я прибыл в Китай с некоторой настороженностью.
Население больше миллиарда…
Это хоть кого может смутить.
И все сплошь китайцы!
Но, получив официальное приглашение обследовать тибетские вулканы, я не счел себя вправе отказать загадочным азиатам.
Поселился в Шанхае, в гостинице на бойкой улице, над корейским рестораном «Хот дог».
По утрам под окнами гортанно кричал водовоз, остервенело брехали бродячие собаки.
Днем же китайцы смотрели продолговатыми глазами вполне доброжелательно.
Я расслабился.
Хозяйки гостиницы «Красный дракон» госпожа Ху Хо, маленькая, точеная женщина, поселила меня в пентхаусе.
– Почему такая честь? – спросил я госпожу Ху Хо.
– Мой папа учился в Москва! Мой мама учился в Москва! – радостно засмеялась Ху Хо и закрыла детской ладошкой рот.
– Так мы почти земляки, – съёрничал я.
– Шутник! Шут гороховый! – хохотнула Ху Хо.
– Однако, с русским языком у вас того…
– Что того?
– Не очень…
– А у вас с китайским?
– Учу понемногу.
Вечером прошелся по шанхайским улицам.
Смотреть нечего…
До Великой китайской стены далеко. А это, пожалуй, единственно дельная достопримечательность Поднебесной.
Перекусил в «Хот доге» рис деревянными палочками.
Как все неудобно, невкусно!
Ах, милая Москва!
Расстегаи!
Стерляжья уха!
А тут – все переперчено, воняет почему-то собачатиной.
Хорошо еще я захватил туристический перочинный нож с вилкой и ложкой. После всех мучений с палочками, кое-как справился черным рисом.
К вулканам решил ехать завтра, надо отдышаться после дороги.
Возвращаюсь в гостиницу, полупоклоном приветствую Ху Хо, что-то подсчитывающую у стойки, и вдруг обнаруживаю особенность сего заведения.
На стенах в причудливом беспорядке висят головы диких животных: клыкастого кабана, оленя с ветвистыми рогами, щекастого бегемота, какой-то усатой выдры.
Да и на паркете пола, то там, то сям застыли чучела: крокодил с ощеренной пастью, мохнатый гималайский медведь с белой галочкой на груди, миниатюрный черноморский жираф.
– Госпожа Ху Хо, ваш муж – охотник?
Ху Хо молитвенно сложила на груди ладошки.
– Погиб на охота! – смеется радостно.
Тут меня, признаться, передернуло.
Как наждаком по спине!
Чего, спрашивается, гоготать?
Но вспоминаю затейливый этикет.
Азиаты смеются всегда, хотя бы на их глазах столовым ножиком резали р о дную маму.
Смиряюсь, как чужестранец, однако, как гражданин, негодую.
– Примете мои соболезнования, госпожа Ху Хо!
– Не стоит! – хохочет Ху Хо. – Вы любите цуцела?
– Чучела? Не очень.
– А я мечтаю о целовецеских цуцелах. Оцень-оцень!
– Позвольте!
– Бояться не надо! Хороший целовек ничего не грозит. В нашей стране много врагов. Вот из них цуцела и надо делать!
– Это зачем?
– В назидание! Вы не враг нашей страны? – насторожилась Ху Хо.
– Искренний друг!
– Я так рада!
– А я как рад!
– Спать вам уже постелила. На самой толстой и теплой циновке.
– Благодарствую… – от душевной взвинченности я перешел на старорежимный жаргон.
– Вам вызвать молоденькую массажистку из «Красных фонарей»?
– Ни в коем случае! За рубежом я веду исключительно целомудренный образ жизни. Ни секса, ни обжорства, ни… В общем, ничего лишнего.
– Ай-ай! Такой молодой и девственный!
– Спокойной ночи, госпожа Ху Хо!

2.
Захожу к себе в номер и хватаюсь за пророческую «Книгу Перемен».
Дай, думаю, метну монетки.
На душе скребут кошки.
Что-то ждет меня впереди?
Кинул.
Читаю:
«Ни в коем случае не спите этой ночью. Иначе вы будете изнасилованы и зверски убиты».
Вот так бонус!
Шанхайский сюрприз!
Свернулся калачиком на циновке, а за окном китайские массажистки песню поют, мол, солнце всходит и заходит, а любви все нет, есть лишь старый клиент. Да и тот скупой.
Горькая песня!
В России песни горазд веселее.
Горластый сверчок в изголовье циновки защелкал соловьем.
И какой-то странный мотив?
Вроде реквиема!
Нет, братцы мои дорогие, вы как хотите, мне Златоглавая стократ милей Шанхая.
Пусть тут и великая китайская стена!
Пусть!
А у нас лишь миниатюрная, Кремлевская…
Полжизни я прожил без китайской стены и еще проживу!
Обойдусь, перебьюсь как-нибудь…
А это что такое?
В скважине двери металлически ворочается, скрежещет ключ, и на пороге номера предстает…
Кто бы вы думали?
Госпожа Ху Хо.
Собственной персоной!
Входит и молчит.
У меня на голове волосы дыбом.
А подлец-сверчок в изголовье шанхайский реквием воет.
– Вы что это задумали, госпожа Ху Хо? – спрашиваю, отчетливо лязгая зубами.
– Возьми меня, Юра! – просит азиатка.
Присмотрелся, батюшки-светы, госпожа Ху Хо пришла ко мне совершенно нагой. Лишь под зонтиком из бамбука.
А как сложена!
Грудки крепкие. С острыми сосками. Мускулистый животик с очаровательным пупком. Нежный абрис ягодиц неприхотливо переходящих в изящные ноги с точеными породистыми щиколотками.
Тут я вспомнил ярко, как при магниевой вспышке, зловещее предсказание «Книги Перемен», ошпарено вскочил с циновки.
– Уходите, госпожа Ху Хо, – говорю. – Время, к шаману не ходи, позднее.
Китаянка обняла меня, поцеловала в шею.
На ощупь кожа госпожи Ху Хо была нежной, молодой.
А запах!
Изысканный аромат ванильной сдобы исходил от ночной гостьи.
«Авось, пронесет, – думаю. – Если это называется насилием, я согласен. Хоть каждый день! Пусть насилуют на здоровье!»
Кинулся в любовь, как в омут с головой.
– Мой сладкий бамбук! – шепчет Ху Хо. – Мой медовый лотос!
Добрый десяток поз. Сотни любовных стонов. А ей хоть бы что.
– Не могу, госпожа Ху Хо! Устал!
– Как мужчины ужасно устроены! Я могу это делать вечно!..
И госпожа Ху Хо, вся в янтарном свете луны, приняла такую заманчивую, такую уточено развратную позу, что я, скрипнув зубами мудрости, откуда только силы взялись, бешеным кобелем бросаюсь на ее нежное тело.
Под утро и госпожа Ху Хо притомилась.
Легла на мою руку, спрашивает:
– Понравился тебе Китай?
– Ничего. Народу много.
– А я?
– Ты – ангел с раскосыми глазами.
– Юрий, ты напряжен. Что такое?
– Да я по «Книге Перемен» монетки метнул. А там такое!
– Какое? – Ху Хо села на циновке.
Я смеюсь и цитирую: «Сегодня ночью вы будете изнасилованы и зверски убиты».
– А это правда, – улыбается Ху Хо.
– Какая еще правда? – столбенею.
Ху Хо вытаскивает золотой шнурок из волос и с тигриной ловкостью обматывает мне шею.
– Ты чего?! – хриплю из последних сил.
– Завещание моего папочки.
– Какое еще завещание?
– Убивай русских. От них все беды в Китае.