Александр Лобанов - Юнайтед. Роман

Он дошёл до торчащего из земли мертвенно-древесного, как шпала, столба непонятного назначения и резко оглянулся, словно столб был предупреждающим знаком. Роща была уже далеко. Артём подивился совсем не прогулочной быстроте своего шага. Слишком далеко от посёлка уходить не хотелось, нужно было оставить время на обратную дорогу.

По мере приближения к машине Артём всё чаще задерживал на ней взгляд. Она по-прежнему не двигалась с места, и людей вокруг неё не было. Кому приспичило стоять просто так в жару среди безлюдного поля? Или она пуста? Но куда мог деться покинувший её человек? До ближайшего леса, казалось, было не меньше километра.

Артём стал узнавать её сзади – чёрная Toyota Land Cruiser Prado, точно такая же, как у отца Николая. Таких много, но с каждым шагом росло подозрение, что это именно батюшка. Любопытство мешалось с озабоченным испугом – что он здесь делает, почему стоит? На последних пятидесяти метрах Артём едва не срывался на бег.

Это был отец Николай. Заглянув в водительское окошко, Артём увидел каменно-неподвижный профиль священника. Сцепленные бледные руки лежали на коленях, чуть запрокинутая голова прислонилась к подголовнику, глаза были полузакрыты. В салоне работал кондиционер.

Артём постучал костяшками по краю до середины опущенного стекла, позвал батюшку по имени. Отец Николай не шевелился. Артём крикнул – голова священника мелко вздрогнула и повернулась.

– Что вы, от мирской суеты отдыхаете, святой отец? – недоумённо разглядывая проснувшегося отца Николая, спросил Артём.

– Вроде того. – Священник опустил стекло до предела, высунулся в окошко, посмотрел назад. – А ты чего один-то гуляешь? Где подружка твоя?

– Она не выспалась. – Запыхавшийся от быстрой ходьбы Артём вытер лоб.

– А, ну пусть отдыхает, – кивнул отец Николай.

– Осуждаете? – с подозрением спросил Артём.

– Я? Осуждаю? – Священник расширил глаза. – Нисколько! Не моё это дело – осуждать.

– А что вы тут сидите? – Артём обвёл взглядом далёкое лесное окаймление луга. – Так странно, посреди поля в машине.

– А я часто так делаю, – признался отец Николай. – Отдыхаю. Думаю. Только обычно уезжаю намного дальше.

– Молитвы читаете? Или это что-то вроде созерцания, медитации? – допытывался Артём.

– Молюсь про себя я часто, независимо от места. На природу выезжаю, чтобы лучше расслышать себя, лучше расслышать людей, вспоминая всё увиденное и сказанное, осмыслить. – Отец Николай убрал с соседнего сиденья подсоединённый к зарядке телефон. – Хочешь, садись.

– Спасибо, я не люблю под кондишеном сидеть. – Артём взял губами сигарету и нашарил в кармане шортов зажигалку.

Священник открыл дверцу, устроился лицом к Артёму, выставив ноги наружу.

– Мне кажется, святой отец, что природа лучше, ценнее храма. И умиротворённые размышления на природе лучше любых молитв. Это хорошо понимали поэты. Но и многие религиозные подвижники понимали. Которые возводили свои скиты и монастыри в диких местах, в красивых, в живописных. Понимали, правда, не до конца – рубить лес на срубы для церквей было лишним. Если и есть в мире то, что называют святостью, то оно в природе, в её первородности, первозданности. Вы сейчас ближе к Богу, чем будете на завтрашней воскресной службе.

– Природа – лишь творение Божье, – с улыбкой выслушав Артёма, сказал отец Николай, – принимать её за Него недопустимо. Для верующего человека, естественно. Природой можно любоваться, можно её воспевать, но идолизировать – это уже отклонение, это язычество.

– Не, я не язычник, я, знаете, святой отец, к вам, к монотеистам, намного ближе. Я верю, можно сказать, в Единого Бога. Но в Бога обезличенного. Если хотите, в Высший Разум. Который сконструировал Вселенную и теперь присутствует в ней повсеместно – в каждой клетке, в каждом луче. Он не убивал, не устраивал потопы, не рушил города, это всё мифология. Он не принимает сторону добра или зла. Не наказывает грешников, но и не мешает праведникам. Его нельзя постичь, молясь круглые сутки, мучая себя аскезой, веригами, даже просто делая добрые дела, но к Нему приближаешься, когда испытываешь особую радость, наслаждаешься особой красотой.

– Похожие взгляды были у многих философов. – Отец Николай потёр загорелую кожу на запястье. – У тебя, правда, ещё каша в голове. Эта неистребимая юношеская наивность. Если бы христианская идея не маркировала добро и зло, ни один правитель никогда не принял бы её для себя и для своего народа.