Анна Аксельрод - Три четверти тона

– Мы выписались. Операция не получилась совсем: все оказалось так сильно спаяно, что отца разрезали и зашили. Был консилиум в операционной. Даже фрагмент опухоли побоялись взять, сказали, высокий риск кровотечения…

Мне было жаль их обоих, и я старалась найти правильные слова:

– Вы сделали все что могли, Алексей. Я готова работать с ним дальше, сколько бы ему ни осталось…

Субботние музыкальные вечера пролетали один за другим. Денис снова приехал подтянуть несколько звуков:

– Нда… Ну и ладно!

В тот же вечер мне пришло сообщение от Алексея:

– Я все понимаю, наверное, мой вопрос глупый. Но когда мы выписывалось, мне сказали, что отец проживет около двух недель. А прошло уже почти два месяца. И он говорит, что чувствует себя лучше…

Они приехали через два дня, и я увидела то, что совсем не ожидала увидеть: вместо постоянной формы фибрилляции предсердий на ЭКГ регистрировался синусовый ритм, одышка и отеки ушли полностью, а фракция выброса при проведении трансторакальной эхокардиографии перевалила за 50 процентов.

Дед упорно хотел жить. Сын Алексей попросил совета:

– Он и правда улучшился?

– Да, по моей части – безусловно. И я не ожидала, что он улучшится настолько.

– Он просто принимал все то, что вы назначили. И теперь я думаю, как быть дальше: не стоит ли послушать другое мнение. У вас нет связей за границей?

– Алексей, его консультировали очень знающие люди. Я их безмерно уважаю. Второе мнение можно найти и в Москве. Но ради того чтобы у вас осталось ощущение, что сделано все что можно, я попробую это устроить.

Январь промелькнул в поездках для нас обоих: я уехала на горнолыжный курорт во Францию с семьей, Алексей – в Барселону на мотоцикле. Мой коллега Павел Бранд прислал контакты для консультации в Израиле. Они предлагали точно такой же план обследования, который старик прошел в ноябре в одной из лучших больниц Москвы.

Мы с Алексеем перешли на «ты», потому что стали совсем легко понимать друг друга. Так понимают друг друга люди, привычно вкладывающие силы и деньги в явно убыточный проект.

– Тебе придется смириться с тем, что это финал. Он умирает. Понимаешь, Леш? Он скоро уйдет. И это нужно принять.

– Да. Но я хочу попробовать послушать еще кого-то. Потому что мне говорили про две недели, а он живет гораздо дольше! Мой приятель прислал мне список врачей, которых рекомендовали в Москве и в Израиле как лучших для его отца. У него была похожая ситуация. Там человек двадцать. Я ничего в этом не понимаю, ты не могла бы посмотреть?

Вечер ушел на просмотр списка с фамилиями и ссылками на сайты. Кого-то из них я знала, кто-то был мне совершенно незнаком. Имя «Вячеслав Иванович Егоров» не говорило мне ничего. Но ссылка на толковый рабочий сайт создавала впечатление о хирурге, как о живущем только своей работой.

– Леш, из всего, что ты мне прислал, мне больше всего понравилась информация о Вячеславе Егорове. Посмотри и запишись на консультацию, там есть телефон.

Наутро от Леши пришло сообщение: «Слушай, я не могу дозвониться по ссылке. Но, судя по аннотации о нем в интернете, он еще и профессор в вашем университете. Может, найдешь его мобильный?»

Я поговорила с двумя коллегами-хирургами. Оба дружно кивали: он отличный хирург и нормальный мужик. И берется за тех, от кого отказываются во многих местах.

Через десять минут я звонила Егорову:

– Скорее всего, Вячеслав Иванович, мы зря беспокоим вас. И этот пациент действительно неоперабелен. Но это мои друзья, и у его сына должна остаться убежденность, что он сделал все что мог.

У нас быстро нашлась общая коллега и приятельница, с сыном которой дружит его сын. И разговор пошел легко. Через день Егоров сам перезвонил мне:

– Я посмотрел выписку, результаты КТ и протокол его операции. Я хочу попробовать соперировать его радикально.

– Радикально? Вы хотите сказать, что пойдете на резекцию кишечника? Не на забор фрагмента опухоли для химиотерапии?

– Нет, я попытаюсь радикально. Если не получится, возьмем фрагмент опухоли для иммуногистохимии. Как он по вашей части? Там ведь были инфаркты?

Через неделю я привычно снимала трубку и беседовала с ним, давая ответы на вопросы анестезиологов. Заключение о возможности оперативного лечения, несмотря на высокий риск периоперационных осложнений, пришлось переписывать четыре раза.

Лешин водитель послушно приезжал за нужными бумагами…

Терапия быстро титровалась на ходу. Все результаты инструментального обследования говорили об одном: дед очень хочет жить. Вопреки всем прогнозам, стандартам и рекомендациям.