– Господи, Димка, что с тобой? – всплеснула руками мать, полная, большегрудая женщина, никогда ни на кого голос не повышавшая. Она с малых лет учила сына добру. Ветку у дерева, мол, просто так ломать нельзя – больно ему.
Он ничего не ответил, лишь прошмыгнул мимо матери в ванную, бросив портфель в коридоре, и долго-долго умывался, будто вода могла смыть раны с тела и души, и рыдал. Рыдал тихо, закусив губу и сильнее пустив струю из крана.
Когда поздно вечером вернулся отец, начавший шоферить с младых ногтей и продолжавший это занятие и сейчас, на рубеже своего пятидесятилетия, мать что-то пошептала ему на кухне и только потом он вошёл в комнату сына, сидевшего за уроками. Постоял несколько минут молча, большой и крепкий, занимавший чуть ли не весь дверной проём, и низким, как труба, голосом спросил:
– Сколько их было?
– Трое, папа, – буркнул он, не отрываясь от тетрадки.
Отец прошёл в комнату, сел на диван, стоявший рядом с письменным столом, и положил руку на плечо сыну. Сила и тепло от его большой руки передались ему, и напряжение, не отпускавшее последние несколько часов, схлынуло, послушно уступив место спокойствию. Он встал из-за стола, сел рядом с отцом и крепко-крепко обнял его за шею.
– Себя защищал или кого-то? – пробасил отец, тоже обнимая сына.
– Кота хотел спасти.
– Кота-а?..
– Да! Они его изувечили, а потом… – он сглотнул комок, подкативший к горлу. – Потом облили бензином и подожгли… Живого ещё.
– Понятно. Вот что, Дмитрий, – отец говорил душевно, но серьёзно. – Время такое сейчас наступило, что кулаками махать уметь необходимо. Хотя это умение не лишним всегда было. У меня послезавтра выходной наклёвывается. Я тебя после уроков заберу и пойдём.
– Куда?
– Увидишь.
Отец привёл его в секцию бокса, располагавшуюся в двухэтажном кирпичном здании, в самой низине стадиона «Торпедо». Тренер, лысый дядька с квадратной фигурой, колючим взглядом оглядел худенького невысокого паренька, потрогал твёрдыми, как палки, пальцами его незаметные бицепсы и вынес вердикт:
– Попробуем! Чтобы на улице тебе больше синяков не ставили. Тебе их здесь с лихвой хватит. Собирайте медицинские справки, занятия в сентябре начнём.
Летние каникулы пролетели быстро, наполнив впечатлениями, и он как-то подзабыл, что вместе с началом занятий в школе у него начнутся тренировки в боксёрской секции – вещь для него новая, интересная и немного пугающая. Вспомнил только, когда отец повёл его в ближайший спортивный магазин, где они купили перчатки, капу и прочую необходимую экипировку. На дворе стояла первая половина девяностых. Магазины, и спортивные в том числе, стали наполняться товарами, о которых раньше и помыслить не могли, вопрос заключался только в цене. Отец не поскупился и приобрёл для сына всё добротное, фирменное. Только потом он узнал, что отец потратил деньги, которые несколько лет копил себе на зубы. Дмитрий был поздним, долго выпрашиваемым у судьбы ребёнком, и его старались не ущемлять в желаниях. Не баловали, но всем необходимым обеспечивали.
– Ну что, бандерлоги, – говорил тренер чуть хрипловатым голосом, встав перед шеренгой пацанят, широко расставив ноги и заложив руки за спину. – Летний балдёж закончился, начались трудовые будни. Зовут меня Никита Никитович. Все мои указания выполнять беспрекословно! Будет трудно, а часто и больно. Слабаков и хлюпиков не потерплю. Кто выдержит, человеком станет. Обещаю! А пока вы – бандерлоги.
И начались тренировки. Тяжёлые, изматывающие, но и интересные одновременно. Мальчишка менялся на глазах: вытянулся, оброс мускулами, посерьёзнел. Красавчиком, чтобы девчонки на шею вешались, не был, но мужской привлекательностью уже обладал. И учился притом неплохо. Отец предупредил сразу: начнёт хромать учёба, о боксе придётся забыть.
Как-то раз, возвращаясь с тренировки, в пустом сквере Дмитрий встретил одного из своих обидчиков. Того самого блондина, подросшего теперь, ставшего привлекательным; вокруг него частенько стайкой вились девчонки. Сейчас он шёл один, чуть покачиваясь, и прицепился первым.
– А-а, кошачий защитник, – сказал он слегка заплетающимся языком. – Куда шкандыбаешь? А мы вчера с одного кота шкуру содрали. Прям с живого. Поплачь о нём. Ну?! А то в репу съезжу…
Нос блондина хрустнул под кулаком юного боксёра неожиданно громко, словно ветка в лесу под ногой грибника. Он почувствовал боль в костяшках пальцев, и она лишь раззадорила его. Он ударил ещё, потом ещё и ещё, и бил, пока светловолосый негодяй не рухнул в грязный весенний снег, что-то нечленораздельное пища о пощаде. Зло сплюнув, он просто развернулся и ушёл.
Читать дальше