Александр Колпаков - Отступившие в океан [Самуры; Пришельцы из Гондваны]

Давно наступила ночь, а Валентина все еще не спала. Положив подбородок на руки, она слушала шум прибоя. Волны, разбивавшиеся о внешний риф, вздымали каскады фосфоресцирующих брызг. Океан и земля тонули во мраке. Лишь в просветах крыши сверкали огромные звезды южного полушария.

На душе было хорошо и спокойно. "Остаться бы здесь, в Полинезии, навсегда, — лениво думала Валентина. — Ловить рыбу, таро выращивать, орехи собирать. Райская жизнь, никаких забот". Откуда-то появилась темная стена леса, окружившего девушку. Огромные оранжево-синие бабочки порхали в папоротниках. Валентина медленно побрела по какой-то долине. Высоко в небе стояла огромная луна, и ее свет был необычного, красноватого оттенка. Валентина все дальше уходила в лес, отводя руками цепкие ветви кустарника. И тут раздался задумчиво-печальный звук английского рожка. Это очень удивило девушку. Она огляделась. Никого. Опять запел рожок. Валентина тревожно пошевелилась и… проснулась.

Занимался рассвет. Странная мелодия звучала где-то совсем рядом. Валентина встала, перешагнула через спящего Волкова и выглянула из хижины. Глаза ее округлились: в трех шагах от себя она увидела существо несколько крупнее речной черепахи. Трапециевидная голова с вытянутыми наподобие короткого хобота челюстями отливала иссиня-черным глянцем.

Мгновение они смотрели друг на друга. Потом существо воинственно шевельнуло усами и двинулось к Валентине.

От пронзительного женского визга Митя вскочил как ужаленный, бросился к выходу и столкнулся с девушкой. Оба, потеряв равновесие, упали на длинные ноги Папина.

— Кто это? — сразу сел тот, шаря руками. — Какого дьяв… — Он спросонья щурился на неловко встающих с пола Валентину и Митю.

Девушка поднялась первой. Волосы у нее растрепались, лицо было испуганным.

— Н-на м-меня напали, — запинаясь, сказала Валентина. — Там какой-то… Вот он! — вдруг вскрикнула она, показывая на освещенный солнцем прямоугольник входа.

Папин увидел, как в хижину осторожно просунулась голова удивительного создания. Его длинные усы метнулись в стороны, вверх, потом коснулись стены и наконец наткнулись на голые пятки все еще безмятежно спавшего Гриши Вахнина. Не просыпаясь, Гриша ритмично задергал ногами. И в такт его движениям усы то отдергивались, то снова щекотали пятки. Существо прилежно изучало незнакомый объект.

Папин схватил ботинок и запустил в непрошеного гостя. Ботинок скользнул по выпуклой спине усача и с грохотом ударил в канистру с водой, стоявшую в углу. Существо попятилось и с неожиданной быстротой бросилось наутек. А Вахнин так и не проснулся, лишь поджал под себя ноги.

Волков, Папин и Валентина выскочили из хижины одновременно. Усача нигде не было видно, он бесследно исчез.

— Где ты только откопала это страшилище? — насмешливо спросил Митя.

Валентина все еще не могла прийти в себя. Она видела усача не более минуты. Что это? Сон? Все трое растерянно смотрели друг на друга. Митя досадливо крякнул и открыл было рот, чтобы сделать какое-то язвительное замечание. Но Валентина схватила его за руку.

— Т-с-с! Слушайте!

В утренней тишине явственно запел английский рожок. Звук пришел откуда-то издалека, из-за пальмовой рощи, и, постепенно слабея, замер.

— Это что, тот самый?.. — недоверчиво покосился на девушку Папин.

Валентина медленно провела ладонями по лицу, затрясла головой, словно стряхивая с себя наваждение.

— Я и сама теперь не пойму. Сначала рожок я услышала во сне.

— Так что же это все-таки было? — Митя машинально вытащил из кармана красивую раковинку и подул в нее, пытаясь воспроизвести услышанный звук рожка. Но у него не получилось. Он спрятал раковинку и сказал:

— По-моему, это неудавшийся гибрид черепахи и кокосового краба.

— Такое сочетание против всех законов природы, — внушительным басом уронил Панин.

Волков ухмыльнулся:

— А какие именно законы ты имеешь в виду?

Папин промолчал. Он был по специальности механик, в зоологии разбирался слабо, а потому счел за благо не вступать в дискуссию. Это его, молчаливого, серьезного парня лет двадцати трех, в институте звали Букой — за мрачный вид и неразговорчивость.