«Если ты думаешь, что он тебя любит, ты сильно ошибаешься, – сказала мама, как только за потерпевшим полное фиаско женихом захлопнулась входная дверь. – Знаю я таких: понаехали, и всем тут же московских невест подавай с квартирами. Не дождетесь! Я тебя предупредила, так и знай. Можете жениться, сколько влезет, но я его и на порог не пущу, и уж тем более не пропишу, даже не проси. Поняла?»
Анечка рыдала, бросившись на кровать. Такого решительного отпора она не ожидала. И не то что не ожидала, но даже не могла себе предположить. «Но что же мне делать?! – прорывались сквозь слезы ее отчаянные возгласы. – Что мне делать?» «Делай, что хочешь, – Надежда Петровна твердо стояла на своем. – Но я сказала, что свадьба только через мой труп!» «Мама, зачем ты так? Ведь я его люблю! И он меня тоже, я это точно знаю. При чем здесь квартира… это же просто нелепо!» «Во-первых, знать ты ничего не можешь, а во-вторых, я тебе уже сказала и повторять не буду: я против, и точка! Разговор окончен».
Правда, Надежде Петровне со своей стороны, и в страшном сне не привиделось бы, что ее доченька – тихоня и паинька – вдруг выкинет такое. Нашла, что называется, коса на камень.
Анечка тайком сбежала, не сказав матери не то что о грядущей свадьбе, но не оставив даже и намека хотя бы о приблизительном пути своего следования, то есть – не сообщив ровным счетом ничего. Разумеется, это было необдуманно и жестоко с ее стороны, но мать-то поступила с ней ничуть не лучше!
Так ей, по крайней мере, казалось в то время. Хотя, что там говорить: до сих пор еще она считала, что поступила если и не совсем верно, то единственно возможным образом. И матери своей ни звонить, ни письма писать отнюдь не собиралась.
Да, но едва разделавшись с проблемой с одной стороны, она тут же встретилась с другой: теперь ей предстояло налаживать отношения с родителями Бориса. А это ей тоже давалось не без труда: кругом ей виделся подвох, косые взгляды, осуждение и неприязнь. Запертая в чужой квартире наедине с незнакомыми людьми, Анечка страдала и мечтала все время пожаловаться Боре, чтобы он утешил ее, успокоил и нашел бы наконец какой-нибудь выход. Но на поверку жаловаться было как будто бы не на что.
Федор Константинович общался с ней охотно, не проявляя никаких видимых признаков неудовольствия от ее неожиданного появления в их семье, и, если не считать его подчеркнутого «вы», держался с ней совсем по-дружески. Валентина Матвеевна обращалась к ней на «ты», но в свою очередь с Аней почти не разговаривала. Она тоже вроде бы не возражала против новоявленной без родительского благословения снохи, была внимательна и добра, но заботливость ее граничила с отчужденностью. Так казалось Ане.
«Да, так обычно поступают воспитанные люди, – думала она. – Никогда не знаешь, что у них на сердце, если они понимают, что тебе этого знать ни к чему».
* * *
Борис целыми днями пропадал по делам. «Не хорошо в двадцать лет сидеть на шее у родителей, – думал он, – да еще с молодой женой в придачу». И он активно искал работу, которая смогла бы обеспечить их двоих хотя бы необходимым, но в достаточном количестве. Понятно, что без образования рассчитывать было особо не на что, но в данной ситуации он был готов на все, хоть грузчиком на овощебазу, лишь бы платили.
Но каждый вечер Боря возвращался ни с чем. Он не отчаивался, был весь в надеждах и обещаниях, и верил, что не сегодня-завтра фортуна улыбнется ему. И он, как мог, поторапливал ее, раскручивая счастливое колесо, чтобы как можно скорее утвердиться в глазах отца не мальчиком, но мужем. В том, что отец с матерью не одобряют этот его, мягко говоря, необдуманный поступок, у него не было сомнений. Единственное, что удивляло, что они ни словом не обмолвились о том с тех пор. И потому ситуация осложнялась своей невысказанностью, недоговоренностью.
Однако, Боря не отчаивался и здесь: в конце концов он давно не ребенок, и сам в праве распоряжаться собственной жизнью, и потому не должен чувствовать себя провинившимся карапузом, стащившим пряник из буфета. Если кто-то чем-то недоволен, пусть скажет, а на нет и суда нет. Ведь в том, что все так вышло, никто в конечном счете не виноват. Как будто он всю жизнь Анина мама… но ее тоже можно понять: для нее он никто, парень из провинции. И то, что город Орлов – не самый захудалый на карте нашей всё еще необъятной Родины, для нее, возможно, не аргумент. Она могла вообще не знать о существовании такового, и имела на то полное право: потому что сама она жила в столице, и этим все сказано; потому что существует Москва – и все остальное. Да, городов разных великое множество, а Москва одна!
Читать дальше