Андрей Мерзляков - Зубы. Инъекция страха

Спайк схватил бутылку в ладонь, крутанул её на 360 градусов в руке и….

В тот вечер он едва ли смог уснуть. Когда в комнату вошёл отец и присел у кровати, как это часто он делал в детстве, Спайк лишь лихорадочно промолвил одно:

– Пап… я видел во сне, как мы все умерли.

В тот день и правда умер кое-кто.

Это был сосед родителей, парень по имени Эд. Спайк разбил ему череп и тот навзничь рухнул на подстриженный газон. Лицо его застыло навсегда в гримасе ужаса.

Так Спайк и его семья встретили первого обратившегося.

Никто не знал тогда, что мир уже сдвинулся и начал катиться по наклонной.

В спокойное русло живущих семей начали приходить обезумевшие твари.

Спайк направился к машине, озираясь, пытаясь не пропустить любое движение в ближайшем переулке. Движение означало угрозу, и он не был уверен, что справится так легко, как с этой обратившейся в женском теле.

А если из темноты возникнут пара-тройка ходячих трупов?

Спайк периодически забывал, что он измазан мертвечиной. Сейчас он вновь себя одёрнул. Может поэтому та женщина, которой он засадил молоток в головёшку, даже не отреагировала на его присутствие?

Он думал о том, что тех мёртвых, кого он встречал, можно было разделить на несколько видов. Точнее, все, кого парень встретил, выглядели одинаково уродливо. Но одни были, будто подуставший путник, двигались медленно, едва волоча ноги, другие, будто выпили ящик энергетиков, неслись как обезумевшая курица, которой отсекли секунду назад голову.

Спайк открыл багажник, готовясь к любому исходу. Но, то, что он увидел его поразило до глубины души. Маленький мальчик, лет пяти-шести, может совсем немного старше, лежал в обнимку с запаской. Одну руку он засунул в рот, вернее большой палец руки, как это делает младенец, когда его соску отбирают и он не находит ей замены. Второй конечностью он обнимал резину на протекторе. Два чёрных глаза уставились на Спайка. Удивительно, но ребёнок даже не шелохнулся! Будто боялся, что, едва двинувшись, он выдаст себя.

– Эй, малыш! – взволнованно сказал Спайк, глядя по сторонам. Сердце его бешено стучало в груди отбойным молотком.

Наверное, Спайк сейчас напоминал со стороны чёрную тень, помещённую в пятно живительного света. Чернильный силуэт в ночи, сутулый. Силуэт с зажатым в ладони молотком. И вся эта картина нависла над парнишкой, который нашёл укрытие в пыльном багажнике.

Ребёнок лежал без движения.

– Эй? – Спайк осторожно прикоснулся к босой ножке малыша.

Ребёнок вздрогнул и немного приподнялся, отчего глаза его сделались просто огромными для такой крошечной головы.

– Они ушли, дядь?

– Да, – немного растерялся Спайк. – Ушли.

Ребёнок выбрался из багажника и встал. Спайк попятился, дабы не мешать. Светлые волосы, взъерошены, слиплись, будто на них налили галлон мёда. Шортики и футболка, видимо впопыхах одетая задом наперёд. Босые ноги. Ребёнок наконец выудил палец изо рта и изучающе посмотрел на Спайка.

– Вы плохой дядя? – дрожащим голосом спросил он. Но не похоже, что ребёнок сильно боялся.

– Нет, я хороший! Я тебя не обижу, малыш. Где твои родители?

По щекам у малыша побежали крошечные ручейки слёз. Он потёр глаза, словно боялся, что дяденька его наругает, что он тут разревелся.

– Ну чего ты, не плачь, – Спайк не знал, как вести себя с детьми и всегда старался такого контакта избегать. В большинстве случаев, в прошлом, если какой-то малыш что-то спрашивал или вопросительно на него поглядывал, чаще всего Спайк отмалчивался. – Пойдём, малыш. Здесь оставаться нельзя.

Спайк протянул ему руку, а малыш, хоть и настороженно, протянул ему в ответ свою.

Часы в коридоре показывали 6:20.

Тёмные тени гуляли повсюду, отбрасываемые от тусклых фонарей с улицы и просачиваясь сюда через незаметные щели помещения. Медленно подступала ночь.

В такое время лучше всего жарить на гриле сосиски и прикладываться к пиву помаленьку, расслабляясь где-нибудь на веранде в загородном домике.

Но Спайк понимал, что этому теперь не бывать.

Тихие, душевные дни теперь сошли на нет. Он конечно мог разжечь огонь, встать у гриля (Спайк был уверен, что чуть ли не у каждого за городом он имелся, и раздобыть бы его не составило и труда), но вот проблема в том, что готовить еду на свежем воздухе было равносильно хождению по тонкому канату, где малейшее движение приравнивалось к плачевному исходу.

Мертвецы идут на дым, идут на любые посторонние звуки.