Ноэми Норд: Закон популярности. Критика, обзоры, публицистика

Но больше всего в нем непонимания.

Кем была она?

Живым полнокровным созданием, или эфирной тенью, застрявшей в мире людей?

Эмили – еще один потерянный человечеством мессия. Адресат ее строк не ты и не я, но то, что в каждом из нас – отчаянье не сдаваться.

Особый ритм, словесная скупость, запредельная сжатость мысли, – не скудоумие, а созвучие с исчезновением вечного и сиюминутного.

Естество модуляций человеческого голоса не камерный тремор нежных нот в старинном инструменте, – живая, смертоносная гроза над садами и горловыми переливами птах.

Озвучивание мысли – задача, посильная только для мессий. Сдирание кожи – до сути, до яростного сопротивления злу – тоска по свежему голосу в ангельской литературной сваре.

Рукой Эмили водил Изгнанник:

Ангел Эмили – свободная стихия страдать и ненавидеть.

Ее ненависть: «Дыба не сломит меня…»

Ее страсть: «Душа моя вольна…»

Надуманный мираж отчаяния? – Опыт изгоя, непонятого, оболганного и растерзанного толпой.

У настоящей поэзии нет оболочек, она обнаженная душа, границы которой не конкретный город, сад или планета. Душа глобальна, как дыхание. А граница дыхания – вся Галактика.

Нам не писал Иисус. До нас не дошло образцов его почерка. Но каждое послание Эмили в наш век – расширение Евангелия до крайних сфер космоса, до бесконечных недр нейтрино.

Жизнь – вечная жажда:

Но это не» Пожалейте», а: " П о ж е л а й т е!»

Эмили – над кляузным миром поэтов. Их суетные скачки каждого на каждом своем пегасике не для нее. Она сама уже не поэт в том смысле, что и бесчисленное множество других, – она вечный, свободный светлый дух.

Библейская мудрость, как завещание грядущим поколениям, понимается буквально:

Цивилизация, озабоченная процессом самоуничтожения, прошла мимо, не заприметив того, что следовало бы затверживать наизусть, ежедневно повторять.

До жаворонка ли нам?

И тем более до того, что у него внутри?

Но век из века поэт поднимает вопрос: что так неистово бьется, пульсирует в сердце природы и мироздания?

Человек?

Птица?

Или все-таки музыка?

Он, Логос – голос живого эфира, Слово, летящее в пустоту.

Воплоти, останови, в камень одень знаки, летящие из Ниоткуда.

Вычурная рябь на поверхности скрижалей – мир между жерновами, растертый в прах. Борозды на скалах, фигуры вымерших зверей, узоры первобытного зубила, творчество каменного топора.

У каждого племени, от коренастых синантропов до высоколобых финикийцев, от рыка первобытной гортани до виртуального алгоритма – цель одна: запечатлеть длину волны, таящую в себе мысль. Каждое племя одержимо неистребимой жаждой увековечить жест, запечатлеть мысль, изобразить Слово на камне или папирусе.

Смог бы дорасти до уровня Милета Майяпан?

На каком витке эволюции умолкнет наш мир?

Логос реален, как всплеск идей, интерференция чувств. В генах нигерийского дикаря ждет своего часа Фалес.

Всесильна воля живого превратить планету в безмерный Логос и сохранить божественную колыбель интеллекта. Мысль бессмертна. Но обращенная даже в Прекрасное Нечто, она превращается временем в Ничто: пыль, прах, необратимый тлен.

Растаяли сады Семирамиды, рухнули башни Вавилона, растворяется в космосе бред о прекрасном Парисе. Щедрые подарки погибших миров тают на наших глазах.

Мир сгорит от факела дикаря. Величественные залы библиотек, эфир, интернет, космические станции обратятся в пыль планеты, по которой прокатится огненный смерч. Потомкам грядущих миллениумов достанутся по наследству лишь наскальные рисунки да каменные скрижали.

Богом подаренное откровение Эйнштейна снова бесследно растворится в космосе, растает в пламени пластмассовых веков.

Догадаются ли ученые оставить грядущим цивилизациям не виртуальные, а базальтовые, несокрушимые скрижали о нашей хрупкой, эфирной, уже почти эфемерной жизни, успевшей заглянуть в мистические глаза Вселенского Логоса? Те, бывшие до нас, не догадались.

Гениальность прошлого, растворенная в пустоте абсолютного нуля, – подсказка грядущим царствам крыс и червей: сохрани, возврати, продолжи полет пчелы, улыбку дельфина, смех ребенка, радугу и теплый молочный восход.