Борис Екимов - Память лета

И потому хлебное поле всегда как-то по-особому волнует меня, трогает душу.

Красив и ярок майский цветущий луг; полынная ли, ковыльная степь торжественна и строга; даже пустыня, ее желтые пески, барханы чем-то завораживают. Но хлебное поле греет душу.

Когда пишу эти строки, рядом лежат пшеничные колосья. Будто злак и злак… Но – ведь чудо! Как красив этот граненый колос, словно литой. Эти тяжелые зерна, которые отдает он, когда шелушишь, каждое – словно малый пудовик, на ладони чуешь его. И словно малое солнышко, янтарное, зерно светит и греет.

Хлебное поле. Вот еще пшеница молодая: темная зелень, тугой, твердый стебель силен. Цветенья пшеницы сторонний глаз не заметит. Это – не гречишное поле, которое молочно пенится, розовеет и пахнет так сладко, что подойдешь – и уходить не хочется: сидишь, слушаешь пчелиный звон. Для них – пир горой, а ты дышишь полуденным, горячим медовым настоем. И думаешь – рай земной.

Пшеничное поле строже. Отцветет незаметно. И вот уже наливается хлеб. Это – хлеб уже. В добрую пору колос наливается на глазах. Сначала зерном мягким, молочным. Нажми – и брызнет сладкий белесый сок-молочко. А потом вроде неприметно пшеничное поле день ото дня светлеет, желтеет. Ячмени мягко засеребрятся.

Поспевает хлеб. Под ветром хлебное поле волнуется, зыбится из края в край.

«Гирка» да «белка», «склянка» да «белоостка» – таких сортов теперь и в помине нет. Это старые донские хлеба.

Но нынешним тоже спасибо, «саратовскому» да «донщине». Слава богу, кормят, чего зря грешить.

Месяц июль. Пора уборочная. В небе – жаркое солнце, на земле мягким золотом светит пшеничное поле, источая жар. Солнце зашло за облака, поле бронзовеет, темнея.

Вечный степной ветер. Нынче он не полынью, не чабором пахнет, а горячим хлебом. Шелест сухих стеблей и колосьев. Колос в добрую пору почти в ладонь. Тяжелый, туго набитый зернами. Майским дождям спасибо. И дождям прошлого августа, сентября. И снежной зиме, что покоила озимь, берегла от морозов. И тем рукам, что эту землю пахали, паровали, холили. Теперь пшеничное поле и под ветром не дрогнет, словно слиток золотой, не войдешь в него. Сломишь колос, пошелушишь, сдуешь полову, полюбуешься и в рот сыпанешь янтарь зерен. Долго жуешь и чуешь сытную сладость. Поле пшеничное, поле ржаное… Хлеб наш насущный.

Неделя, другая пройдет, и все кончится. В полях станет просторно. Бесконечные отары копен тянутся до края земли. Хлеба нет, но все еще пахнет хлебом, зерном. И как-то не верится, что лето прошло.

Неторопливо иду белою полевою дорогой. Одолел перевал. Вот она – пологая просторная долина. Скошенные поля, копны пахучей золотистой соломы. Хорошо в них лежать и глядеть в небо. Там просторней, чем на земле. Тянутся облака, тоже копны – высокие, белые. В небесных полях, конечно, просторней, торжественней, краше. Там – Божье, там – праздник высокий. Зато в наших пределах, земных, пахнет спелым зерном, и это – душе отрада. Празднуй, человече… Твой час. Радуйся хлебу, остальное, поверь мне, приложится.

Скоро осень. Зябкой порою подъеду к голубинской пекарне, мне навстречу – самый сладкий на свете дух, дух печеного хлеба.

В мире – осень. Из окон городского моего жилья, с высоты шестого этажа, все видать: просторная Волга, воды ее, неблизкий левый берег с песчаными косами и пойменным лесом, но все далекое, словно картина. Главная радость – вот она, у подножия дома: тополя да березы в осеннем наряде. Ярко золотятся под солнцем, слепя глаза; а в пасмурный день кротко, лампадно светят, украшая и согревая осенний городской быт.

Издали из окна поглядишь – и тянет на волю. Ближе к деревьям, к земле, к желтой листве и горькому осеннему духу. Подышать им. Нагнуться, поднять и ощутить в руке легкость листа березового, тяжесть тополевого.

В день приезда лишь подошел к окну, глянул и сразу – вниз.

Но обманчивы городские виды. Рядом – береза и тополь. Янтарно светит листва, радуя глаз. Но чего-то душе не хватает. Вначале не понял. Прошелся по скверу и повернул домой.

Нет… Это не осень, а лишь красивая картинка, магазинная витрина ли, фотоснимок, телевизора глаз.

Под ногами асфальтовые дорожки. Парковые работники целый день гребут листву и увозят. Но главное – с двух сторон обтекают невеликий наш сквер проезжие дороги. Неумолчный гул, бензиновый дух…

Осень должна быть тихой. Осень должна горчить на вкус и на запах.

Домой вернулся и, конечно, вспомнил иное. Как еще недавно, сентябрьским теплым днем, на хуторе, отправился я за Дон, в лесистое займище. Поглядеть, попрощаться.