Ольга Неподоба - День божьих коровок

Кот мой был нереально огромный, царственно-красивый, с огненно-львиной гривой. У него были такие глубокие и умные глаза, словно он знал все тайны Вселенной, все до единой звезды по именам, все тайные тропинки галактик, все маршруты комет и все мои сны наизусть… Что бы я ни делал, где бы я ни находился, кот бесшумно подкрадывался и присаживался поближе, я даже и не замечал, как он появлялся. Он всегда был со мной, не навязывался играть, не мяукал, просто… беззвучно присутствовал рядом. Он так внимательно глядел своими умными глазами из-под широкого лба, будто бы хотел запомнить каждую минуту… проведенную вместе.

Братья меньшие значительно разнообразили наше домашнее мироустройство. Например, кормежка этой оравы представляла собой неповторимое зрелище, вряд ли где еще, кроме как у нас во дворе, имевшее место быть. Всех кормила наша теща, только у нее хватало нервов и природной заботливости опекать все заведенное нами стадо. Потому как, дурные и сердобольные, мы все были горазды притаскивать животину, а вот заботиться о ней у нас «не хватало времени», а точнее – терпения и постоянства, потому как к дурноте и сердобольности в комплекте всегда прилагается вселенская лень.

«Приглашая к обеду» хвостатое население, теща сначала громко сзывала всех, постукивая ложкой по кастрюльке. Когда орава сбегалась на зов, она раскладывала по мискам еду, строго следя за тем, чтобы всем досталось и чтобы все наелись досыта. Во время приема пищи у наших животных особо проявлялась стойкая иерархическая система.

Это было настоящее театральное представление! Первым всегда ел зловредный такс. Несколько наполненных мисок стояли в ряд, к ним смиренно пристраивались, не прикасаясь к еде, пес-дворняг и изрядно подросший щенок-полупудель, причем оба были значительно мощнее и крупнее злобного такса. А вокруг мисок, глотая слюнки, сидели коты, тоже не дотрагиваясь до еды! Кошка вальяжно располагалась рядом с тещей в качестве зрителя этого цирка, но в «застолье» не участвовала, так как ее кормили отдельно в доме, а общественное мероприятие она исправно посещала вполне сытой и явно для развлечения.

Такс не спеша отъедал из каждой миски, возвращаясь то к одной, то к другой, а все остальные терпеливо ждали, когда король нажрется. Закончив трапезу, он степенно отходил в сторону, а орава вперемежку – и коты, и пес-дворняг – тут же накидывалась на миски. Только полупудель подходил к еде последним, он дожидался, когда все разбредутся, и доедал то, что оставалось – так уж с детства повелось, что старшие его оттесняли от мисок. Естественно, теща следила, чтобы полупудель наедался вдоволь, но тем не менее – он ел последним и только после того, как все остальные насытятся от пуза. Да и был он в этой ораве последним, занимая младшее, самое низкое положение. Даже среди котов.

Словно все чувствовали – его никто не любит, поэтому он слабее всех и хуже всех. Почему именно этого полупуделя никто не любил, непонятно. И вообще, никому не известно, почему одних любят, хоть они и не достойны особой любви, а других, даже обладающих бесспорными достоинствами – не любят, хоть тресни, хоть пополам разорвись. Не любят, и все. Вот полупудель и стал таким изгоем. А ведь был лучше своих собратьев, добрее царственного такса с мерзопакостным характером, сообразительнее хромой дворовой бестолочи. Умного, добродушного нешкодливого полупуделя не любил никто, а обладающую массовой психозностью ораву зверья – любили все. Такова житейская несправедливость и творится она повсеместно, как у зверей, так и у людей.

Еще у полупуделя оказалось неимоверное чутье, доставшееся ему в наследство по отцовской линии. Мы обнаружили это, когда однажды поздней осенью такс сбежал из дому – кто-то неплотно прикрыл калитку, чем тот и воспользовался. Конечно, свобода манила – собак на улицу мы давно не выпускали, а такса тем более. Уж очень он был агрессивен, когда с остервенением накидывался на встречных больших собак (маленьких и среднерослых презрительно игнорировал), чем вызывал смех прохожих, особенно хозяев этих самых больших собак. Нам систематически с трудом удавалось оттаскивать его от очередного «недруга» – видать, такс наш не мог простить природе свой маленький рост и вымещал обиду на собратьях внушительных размеров. Раз дело дошло до очень серьезной разборки, и если бы хозяин разъяренного кавказца не удержал его на поводке, таксу был бы конец. Прогулки по улицам для него были завершены, а заодно и для полупуделя, хотя тот вел себя вполне адекватно.