Ольга Неподоба - Периметр зверя

© Ольга Неподоба, 2020

ISBN 978-5-4498-4098-1

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Ну, Малыш, давай! Можно!

Бей, кроши, ломай!

Хочешь, кулаком о стену так, чтоб горло болью перемкнуло? Или башкой с разбегу – пожалуйста!

Криком изойди так, чтоб только стон растекался по губам сухим да горячим – начинай, Малыш!

Теперь – можно.

Теперь все можно.

Да бес толку только.

Все равно ты – дурак.

Все равно ты – Малыш.

И чей это голос шепчет вкрадчиво: «Верь, Малыш, верь, – и в этом мире найдется что-нибудь для тебя…»

Маленький кусочек, крохотный уголок – для тебя.

Но в мутном трамвайном стекле отражается твое лицо и пустые сидения напротив.

И ничего не видно там, за окном. И единственное, что следит за тобой сейчас в этом мире – твое собственное отражение в мутном трамвайном стекле…

Начинай, Малыш… Можно.

Сегодня вечером Малыш ехал на вокзал с единственной целью -нарваться. Мощно нарваться. Мрачно нарваться. Капитально нарваться. Чтоб дух из тела вон запросился. Чтоб вся физиономия горела последствиями, а в заплывших глазах скулила побитая собачонка. Чтоб бродить по дому немым упреком и знать, что каждая ссадина на его, Малышевской, мордашке каленым железом печатает следы в сердце Сидора.

Вот так, Сидор, вот эдак… Гляди. Любуйся, что с твоим родным-кровным братом сотворили.

Распустился народ, Сидор! Обнаглел. Прямо плюют, понимаешь, на всю твою грозную репутацию!

А потом Малыш будет долго слоняться по району и намозолит глаза всем, до последнего – рас последнего.

Смотрите, Сидорова брата покалечили!

Осмелились! Посягнули! Преступили!

И хотя бы в одной отяжелевшей балде пробежит вдруг мышка-мыслишка по последней не заросшей извилине: «А он-то, покусившийся-то, Сидорова брата настукавший… того, живой…! И небо не рухнуло. И земля не провалилась. И ничьи остывшие тела по столбам вдоль улиц не болтаются!»

Что, Сидор, больно тебе будет? Досадно?

Плохо тебе будет, Сидор!

И ничего ты с этим не поделаешь, даже если исхитришься выскользнуть из собственной покрытой шрамами и славой шкуры.

Сидор…

Да ты любого на районе тормозни и встряхни: «Отвечай, мол, кто таков – Сидор?»

Встрепенутся тебе в ответ, захлебнутся от восторга: " Да! -ответят тебе, – О-о-о-, – ответят тебе, -Во!»

Кто за один вечер ввел в почтение и благонравие все вольное население на дискотеке городского парка?

Сидор.

Кто пустил кишки горлом самому Мартыну, которым издавна путали мамы мальчиков и девочек, поздно возвращающихся со своих прогулок?

Сидор.

Кто тренирует добрую половину нашего славного отделения милиции?

Сидор.

А кто его, Малыша, из самой прокурорской пасти выхватил, когда они с мужиками по бухому делу зверски замучили лифт на втором подъезде?

Сидор. Сидор. Сидор.

А кто такой Малыш?

Хихикнут в ответ, пальцем по черепу мысль погоняют и задумаются. Малыш, Малыш… Это не тот Малыш, что прошлой весной на кафе мента табуреткой приласкал? Нет? Шестерка, что ли, Малыш? Так он уже месяца три свои останки у бабушки за печкой прячет… Не он? А… Ну есть у нас еще один Малыш. Сидора братан. Что про него скажешь? Здоровенный такой шкаф. Патлы длинные. Дурка по нему плачет.

И ничего больше вам про Малыша не расскажут.

Не фигура Малыш. Несолидный он человек. Не будь за ним Сидора…! Да вмиг бы его и умыли, и тельник вместе с кожей содрали, и на патлах непристойных в назидание подрастающему поколению за ноги подвесили.

Но нельзя, мужики… Сидор!

А нарывался Малыш уже который месяц.

На празднество последнего звонка выпускник девятого класса Малыш Сидоров накушался по-свински и публично обложил поносными словами директрису школы, классного руководителя и всех членов родительского комитета персонально.

На экзамены он не явился и с тех пор ни разу не стригся, бродил неприкаянно по району со свитой всяких недоделков с выразительными глазами.

Зачем? Ну, видно были у него на то свои, глубоко личные соображения.

Хамил, дебоширил. Портил приличным людям пищеварение своей пошлой беспределицей.

Однажды его все-таки решили убить. А потом махнули рукой…

Ну, его… Все-таки, Сидор!

И с той минуты Малыша не трогали, не задевали, и не замечали. Как будто и не стало его совсем. Ни для кого.