Ольга Неподоба - День божьих коровок

Так что полупудель остался практически один. А кошка не в счет, как и положено знающей себе цену любимой хозяйской кошке, она всегда была «сама по себе», в стороне от других четвероногих обитателей дома.

Дня через два после смерти такса я обратил внимание, что полупудель не ест. Тещи дома не было, кормить его пришлось мне. Я пододвинул старику миску, а он только растерянно и беспомощно не сводил с меня глаз… Я не понимал, что я не так делаю. К нам не спеша подошла и старая кошка. Она внимательно наблюдала за полупуделем, время от времени как бы недоуменно поглядывая на меня. Так и казалось, будто она силится сообразить, почему он не ест, и хочет спросить, что же такое случилось с полупуделем.

А он, опустив голову, уныло сидел перед миской, смотрел то на нее, то на меня, но к еде не прикасался. Некогда меньшой в своей команде, он уже изрядно постарел, один глаз подзатянулся бельмом, некогда черная как смоль кудрявая шкура поседела. Полупудель страшно похудел за последние дни, а я совсем не обращал на это никакого внимания.

И тут меня осенило и дошло, почему пес так пронзительно смотрит на меня.

Он… бедняга… не может есть ПЕРВЫМ. Он привык быть последним в стае, но так случилось, что ПОСЛЕДНИЙ остался единственным, следовательно теперь – первым. Но его мозг отказывался это принять.

Я взял миску, поковырял в ней ложкой и… отошел в сторону.

Пес тут же кинулся к миске, начал жадно хватать пищу, заглатывал кусками, ел взахлеб так, как едят только крайне изголодавшиеся живые существа.

Меня едва не прошибло на слезу, в горле застрял ком, которым я чуть не поперхнулся.

Теперь я стал старшим в его стае… Я «поел», и теперь он может позволить себе поесть сам…

И вдруг мне пришло в голову, что этот никогда никем не любимый пес-ошибка – последний и единственный свидетель полутора десятков лет моей жизни!!! Столько времени прошло, свершилось столько событий – целая эпоха, громадный пласт жизни, который навсегда улетел в прошлое.

И вот я вижу эту ЭПОХУ в воплощении одного несчастного пса, жадно поедающего еду из миски.

Всегда последнего.

Он смиренно и достойно воспринимал СВОЕ МЕСТО в этой жизни и ценил его, каким бы оно ни было. И держался за него – до последнего! Возможно, и не надеясь на то, что когда-нибудь заметят, что он вовсе не хуже других, когда-нибудь полюбят, приласкают от души и вдоволь наговорят добрых слов.

Я смотрел на него и думал – а что еще осталось от целой эпохи? Кроме старого седого пса?

И был ли я сколько-нибудь счастливее его, было ли у меня самого – СВОЕ МЕСТО в жизни на самом деле? Или мне это только казалось.

Планета рушилась на глазах.

Хотя я всячески убеждал себя, что ничего не происходит. Все хорошо, я просто себя накручиваю. Куда она денется? ОНА ЖЕ ПЛАНЕТА!

Но тем не менее постепенно и неумолимо Планета погибала – сотрясались и лопались материки, наступали океаны. Ее обломки разлетались в космос, а я продолжал убеждать себя, что ничего особенного не происходит.

Отношения с женой были холоднее льда, дети подросли и как-то отстранились, уже жили своей собственной жизнью. Наша любимая теща нашла какого-то бравого военного пенсионера в пригороде и собиралась переехать к нему на житие. Но все-таки что-то живое оставалось на нашей Планете, не позволявшее ей разлететься окончательно.

Еще я четко осознал одну простую мысль, которая периодически пыталась пробиться сквозь стену моей железобетонной самоуверенности, но я гнал и гнал ее прочь. Она так вошла в мою душу, что более отворачиваться от нее было невозможно. Этот пес, которого никто не любил, он остался последним не только в стае домашнего зверья, которое так или иначе завелось в нашем доме за все эти годы, он… остался последним, кто был со мной теперь, и последним – кто во мне нуждался. Нуждался хотя бы для того, чтоб поковырять в миске с кашей и просто чтоб не сдохнуть от тоски и одиночества.

Я прекрасно понимал, что в мои сорок лет я отлично выгляжу, здоров как бык, у меня большая семья, в жизни не произошло никаких особенных драм, но при этом… я абсолютно… абсолютно один. Я всегда страдал от извечных шума и суеты, иногда даже возмущался, что нахожу покой, только когда запрусь в туалете. И вот, надо же такое! Тишина… Этот несчастный пес – последнее существо, для которого я действительно незаменим. Не так, условно и абстрактно «есть -хорошо, нет- ну и ладно», а конкретно, реально и каждый день…

Я никогда не любил его, а вот сейчас, глядя в тусклые подслеповатые собачьи глаза, покорнейше прошу: «Старик, не уходи хоть ты, если и ты меня покинешь – я вообще никому не буду нужен и окажусь в одиночестве в этом огромном пустом доме».