Меня немного забавлял тот факт, что моим принцем, моей излюбленной фантазией и первой любовью стал банальный сосед по летнему домику. Но зато у нас нашлись общие корни, которые мгновенно проросли друг в друга и, сцепившись единожды, много лет не давали забыть о том времени.
Нам, наверное, завидовали многие вокруг, но я ничего не замечала, мне все равно было все, что не имело отношения к нему, моему. Мы писали ласковые записки. Мы, конечно, жили без сна, без еды, без воды, без дней и ночей, только одними общими минутами, наши вдохи и выдохи были синхронны.
Свет проникал в машину через маленькую щелку в приспущенном окне, я лежала на его коленях, повернув лицо, и, глядя в потолок, плакала. Он гладил мой лоб, держал мою руку, а я все плакала от счастья быть рядом, дышать одними молекулами, а он только шептал: как же нам повезло, как же повезло…
Я уже почти не помню деталей, мое тело не умирает больше без его кожи, без его кодов. Но только изредка он снится мне спустя почти 10 лет в протяжных, тоскующих снах, и я просыпаюсь в горячих простынях, залитых воспоминаниями.
Это не могло произойти случайно, случайностей не бывает. Он посмотрел на меня исподлобья – вскинул мутное золото глаз, и навязчивая надежда, на то, что все еще можно исправить, испарилась.
Я уже трогала его пальцы, вдыхала теплые от алкоголя губы, пробовала на вкус запах волос. Танцевать опасно.
Что еще в сумме может вызвать такую реакцию? Вполне достаточно для сильных ощущений первого вечера, когда уже все понимаешь, и уже не можешь отпустить, вернуть кому-то. Даже если не твое, даже если знаешь, что нельзя.
Почему некоторые становятся чьими-то мужьями раньше, чем узнают о твоем существовании? А еще во сто крат хуже, если он знал, всегда знал и выбрал не тебя. А теперь одумался, но уже поздно уже тянет там, вязкая, как смола женщина и сахарки-дети. А еще смешнее, глупее, что сначала он принадлежал тебе, был твой, растворенный, замученный ночным счастьем и дневной разлукой, а потом голова мужчины, глупая, истерзанная логикой и сиюминутными комплексами, повела его в сторону обид и страхов.
Ушла половинка, не дожив до 2 лет пару месяцев, отодралась с кожей, избороздив в кровь сердце и отрезвив мозг.
Прошло несколько лет, и теперь я держу в руках его плечи, а на нас смотрят люди, и так странно у всех на глазах терять волю, превращаться в любовницу собственного поумневшего, но уже несвободного мужчины.
Превращения не состоится. Я не пони – бегать по кругу.
Кто последний добежит до двери, тому придется мыть посуду.
Так было в детстве, мягком, полусонном, и очень долгом, как мне всегда казалось.
Теперь приходится бежать еще быстрее, и ладно бы, если только из-за посуды…
And the winner is… – 2 июня 2010
Любовь как будто бы плотнее дружбы, объемнее. Она осязаема и ловит твое тело и мысли каждую неудобную минуту. Она покушается на наше время, отнимает нас у друзей и родных, затягивает, словно воздух через трубочку. Потом ломает кости, больно-больно.
Дружба не такая. Она теплая, а не обжигающая, надежная, а не капризная. Она не ловит тебя, а держит в равновесии, и порой это то единственное, что действительно может тебя удержать. Дружеские вечера, полные спокойствия или веселья, часто лишены азарта. Зато максимальные разрушительные последствия после них – это похмелье. И не тяжелое, горькое с привкусом слез и снотворного, что бывает от проделок любви, а взлохмаченное, с продолжением и смеющимися в зеркале глазами.
Одна циничная, властная, упрямая, нежно скользнувшая вокруг тебя и впитавшаяся, как алкоголь, в кровь и под кожу. Морщинки от нее грустные, а воспоминания самые счастливые.
Другая, беззаботная, юная, вроде и лечит последствия той, злой и опасной. И сильная, и светлая и главное, ничего с тобой не делит.
И без обеих жизнь пуста.
Что вам больше нравится?
Интересно, что глупее или опаснее, пустить в свою жизнь того, кто этого не стоит, или не пустить того, кто достоин? В одном случае ты рискуешь стать несчастной, во втором – никогда счастья не узнать…
Мне, конечно, крупно повезло с семьей, в отличие от моей семьи, которой не слишком повезло со мной. И та независимость, которой я столь усиленно добивалась, будучи подростком, легла на меня полосой отчуждения, как только я достигла результата.
В один момент, я ощутила себя оторванной от семейного тождества, перестала чувствовать себя нужной и нуждающейся. Интересно, они разочаровались во мне, когда я перестала работать на постоянной основе или когда я отказалась рожать им внуков?
Читать дальше