Ольга Мигель: Багровый дневник

— Знаешь, сестренка… ты была права, — прозвучал тихий девичий голосок. — Наверное, нам действительно не стоило… доверять людям! — злобно улыбнулась девушка, водя тонкими пальцами по расплывшемуся на деревянном полу кровавому пятну.

А она стояла рядом, как всегда сдержанная и холодная. Ее твердая рука заботливо лежала на плече истерически смеющейся младшей сестры.

Близился рассвет. Стоя на пороге особняка, я окликнул Мари и Анну: несмотря на приближение утра, милашки с кудряшками и фарфоровыми лицами продолжали качаться на качелях, вызывая море восхищения у своих обожателей. Те гуляли с девочками всю ночь и даже не заметили, как некоторые "удалились" даже не попрощавшись.

Светловолосая Анна сразу спрыгнула с качелей и забежала в дом. Черноволосая Мари, в свою очередь, привычно сообщила мне взглядом, что побудет на улице еще минуту. Ну и пусть, она уже девяносто лет как не ребенок, сама разберется. У меня же просто нет сил вновь спорить с этой своенравной девчушкой.

Я не закрываю дверь на замок, чтобы Мари могла войти, и оставляю ключ в замочной скважине — она сама знает, куда его положить.

— Сладких снов, Кадо-сама, — изысканно улыбается Аюми, встретившись со мной по дороге в свою комнату. Я отвечаю ей кивком и направляюсь темный угол под лестницей, мое любимое место для отдыха. Частенько я сижу там, в мягком кресле. Обычно — вечерами, когда остальные еще не проснулись. Хотя иногда, как и сегодня — под утро.

— Кадо-сама, скоро рассвет, — слышу я шепот за спиной. Мне даже не нужно оборачиваться, чтобы понять, кому принадлежит этот голос.

— Да, я знаю, Виолетта, — вздыхаю я, не меняя позы. Дверь особняка открывается, и забежавшая в дом Мари быстро закрывает дверь на ключ. Похоже так и не заметив меня, девушка кладет ключ в большую черную шкатулку и резво бежит в сторону комнаты, где живет вместе с сестрой. — Просто хочется еще немного поразмышлять…

— Кадо-сама, что с вами? — настойчиво спрашивает Виолетта. Странно, я даже не заметил, как она оказалась прямо передо мной.

— А в чем, собственно, дело? — апатично пожимаю плечами.

— Скажите честно, сегодня ночью вы пили кровь?

— Нет, — спокойно отвечаю я. — Кажется, я не делал этого уже где-то неделю. Ну, по крайней мере, ночи три точно.

— Вы в своем уме?! — шокировано шепчет девушка, нависая надо мной. — Почему вы так долго голодали?

— Не знаю. Не было желания охотиться. У меня, кажется, вообще не было желания что-либо делать. Просто хотелось поразмышлять.

— О чем?

— О многом. Даже слишком о многом. Потому про охоту я даже как-то не вспомнил.

— Вы с ума сошли, — шепчет Виолетта. Так близко, что я чувствую ее дыхание… дыхание, разогретое выпитой кровью. — То-то, я смотрю, вы на ногах не держитесь.

— Не обращай внимания, — вздыхаю я, отведя взгляд.

— Не могу, Вы слишком ослабли. Вам обязательно нужно поесть! Вы хоть понимаете, что можете не проснуться? Если вампир не будет постоянно пить свежую кровь, не будет получать ее тепло каждую ночь, то быстро остынет, навеки превратится в холодного, спящего живого мертвеца!

— Ну и что? — равнодушно отвечаю я, хотя меня это уже порядком раздражает. — Какая разница, проснусь я следующей ночью или нет?

— Упрямый осел, — резко шипит Виолетта, заставив меня обратить к ней возмущенный взгляд. — Хватит валять дурака! Пейте! — командует она… и подставляет мне свою шею!

— Даже не подумаю, — сглатываю я. Черт, похоже, дрожащий голос меня все-таки выдал. Кто бы мог подумать, что чувство голода так резко даст о себе знать?

— Пей, Кадо, — шепчет Виолетта, на этот раз мягче… и садится мне на колени? Так близко, что я, изнуренный голодом, уже просто физически не могу сопротивляться. Всего одно мгновение понадобилось мне для того, чтобы обвить руки вокруг ее талии, прижать к себе, коснуться губами мягкой кожи. Я чувствовал, прекрасно чувствовал, как под ней пульсирует артерия. Клыки легко прокусили кожу, и сладкая, горячая кровь полилась в мое горло. Губы Виолетты были прямо над моим ухом, и я отчетливо слышал ее учащенное дыхание. Мои руки пролезли под шаль Виолетты и скользили по гладкой ткани белой блузки — такой тонкой, незначительной преграды. Впрочем, я пил ее кровь и потому чувствовал ее так, как не чувствовал бы даже будь мы совсем без одежды. Но мне все равно хотелось прижимать ее сильнее, крепче. А ведь я мог и отказаться… или, раз уж на то пошло, насытиться, просто прокусив тонкое запястье. Но почему-то пил именно из шеи, и почему-то Виолетта предложила мне испить свою кровь именно так.